Ни слова о себе и результатах. Ни слова о планах на будущее. Она трижды, как осанну, повторила слова благодарности своей команде. Она постаралась вспомнить всех, но слезы стирали перспективу, перехватывали горло, и она снова извинялась перед теми, кого забыла упомянуть. Сергей принял «клоуна», высоко поднял, чтобы солнце успело поцеловать драгоценную статуэтку, и сказал в микрофон только одно:

– Я счастлив, что нахожусь здесь. Значит, мы не зря работали.

Улыбаясь во весь рот, пожимая на ходу руки, Анастасия первая возвращалась на место. Внезапно, точно ее толкнули, обернулась влево.

– О боже, это Марк… – вырвалось у Насти.

– Что он хочет? Где? – мгновенно напрягся Сергей. Потапов и Арина переглянулись, разом отставили бокалы.

– Нет, не суйся. – Настя вцепилась Сергею в рукав. – Нам все равно пришлось бы встретиться. Я не могу постоянно бегать от своего прошлого. Это… глупо, мы не враги.

Встала и направилась ему навстречу. Пока шла, изучала его лицо, где можно было увидеть следы очень разных чувств.

Нежность. Обида. Изумление. Злость. Радость. Зависть… Но все же, сопереживание. Да, пожалуй, сочувствие.

Он продвигался навстречу вдоль барьерчика, огораживающего трибуну, нес большущий букет в бумажном пакете и что-то еще, в пакетике поменьше. И пока до великого продюсера оставалось шагов восемь, Настя успела себя накрутить и… успокоиться.

Спасибо тебе, дорогой. Но ты тоже должен сказать спасибо. Ведь ты очищался рядом со мной, ты отмывался от копоти и пыли своего ветреного мира… Ты сочинил меня как свой лучший коммерческий проект, и проект не подвел тебя. Ты сам, сам, все сам…

Композитор ночами не спит, рвет листки и снова покрывает их нотами. Художник заливает ацетоном холсты и снова хватается за кисть. Поэт ищет слово наяву, находит его во сне и вскакивает, чтобы успеть записать. Ты сам такой, Марк, ты нуждался в этом заводе. Ты нуждался во мне, в моей энергии, в том маленьком теплом ключике, который обеспечивал твой завод… Теперь ты поблек. Чуточку, самую чуточку поблек, никто этого не заметит и не скажет, кроме меня. Ты стал чуть менее объемным, чуть более плоским, чем был со мной.

У тебя все получалось, пока ты был со мной, ты ведь помнишь? Ты не нуждался в молитвах, в божестве, в таинствах. Ты все получал и так, океан твоего таланта день и ночь подпитывался из ручейка моих чувств. Ты убедил себя, что я без тебя пропаду. Ты убедил себя, что тень не выживет без мастера, что я могу лишь скакать по проволоке. Ты почти убедил в этом и меня…

Спасибо, милый. Благодаря этой твоей уверенности я стала злее. Я научилась сама строить замки, и это не воздух, как прежде, это не розовые мечты с рюшечками. Я забрала у тебя контракт с Госконцертом, на который ты так надеялся, но тебе придется улыбаться и делать вид, что ничего не случилось. Ты поведал своим российским партнерам, что я рисую на воде, что я клею крылья пустыми мечтами, и они едва не поверили тебе. Тебе едва не удалось продвинуть свою версию русского международного проекта, с ледяной ареной, оленями, медведями и снегурками… И, кстати, я уверена, что у тебя все вышло бы на отлично, ты гениально умеешь превращать мысль в деньги, но…

Вдвоем мы переиграли тебя. Те, на кого ты так надеялся, сделали ставку на меня. Спасибо, милый, ты научил меня жестокости…

– Ну, ты и королева сегодня! Я потрясен!

На виновницу торжества обрушилась охапка белых роз. Настя остро вспомнила – такие же розы он преподнес ей в гримерке московского цирка, когда звал замуж… Когда это случилось? Ах, Марк, великолепный продюсер, ты и сегодня не смог обойтись без спектакля. Даже собственный проигрыш ты обставил по-царски. Ты так тонко и болезненно намекнул на белый букет, подаренный десять лет назад, ты даже оделся похоже, ты до одури точно воспроизвел все, даже цвет галстука и свою прежнюю лохматую прическу.

– Твой клоун, – одними губами произнес Марк. Вокруг шумели и кричали, ведущий вызывал кого-то на сцену, хлопало шампанское, звенел хрусталь.

– Мой клоун? – Она почти позабыла давнюю обиду.

Марк протянул ей подарочный пакет. Внутри находился тот самый блестящий улыбчивый клоун. Предмет гордости и обиды, полученный в Монте-Карло не от жюри, а от восхищенной публики.

– Я… я был неправ… это глупость была. Он твой, твоя награда…

– Мадам Арефьева! – Широко раскрыв объятия, точно два брата-близнеца, к ней приближались двое роскошных мужчин. Первого Настя узнала сразу – основатель и бессменный директор «Цирка Дю Солей», блистательный Ги Лалиберте. Второй, породистый, седовласый, тоже показался смутно знакомым. Настя не сразу сообразила, почему при приближении этого статного, пожилого красавца все встают.

– Ваше высочество… – Она залилась краской, с ужасом прикидывая, что же делать дальше, то ли поклониться, то ли протянуть руку…

– Вам уже передали мое предложение? – Лалиберте улыбнулся, как реклама зубной пасты. – Контракт на два года, наше новое шоу – специально под ваш номер, каково? Я внезапно увидел все это в ином цвете. Мадам Арефьева, это грандиозно, грандиозно…

Кто-то сзади положил руку на плечо. Сергей. Она машинально взяла эту руку, непроизвольным женским движением, не успев даже застесняться перед высокими гостями.

– Совершенно иная концепция, – подхватил патрон фестиваля. – Эротика в цирковом обрамлении! Необычайно чувственно, я был захвачен. Признаюсь, моя супруга вначале несколько… эгм… нет, не в шоке, но требовалось осмыслить… Поздравляю вас! Господин Кушко, контракт на два года, с одним условием. Вы беретесь расширить номер… Кстати, как его назвать?

– «Что хочет женщина», – мгновенно отозвался Сергей. – Когда-то мы хотели так назвать одно представление…

– О, отлично, то, что требуется! – Хозяин цирка прищелкнул пальцами. – Я это вижу… шоу «Что хочет женщина», блестяще. Эротический подтекст, фантазии в духе восемнадцатого века, аристократия Парижа… Итак, мадам Арефьева? Ваше решение?

– Давайте вернемся к этому вопросу через год.

– Что? Как?! Почему через год?

Настя наслаждалась их изумлением. Все трое: и хозяин Монако, и хозяин цирка, и будущий муж – выглядели одинаково потрясенными.

– Потому что так хочет… мой сын. Вернее сказать… – «Русская Дита» потерлась щекой о руку обалдевшего мужа. – Вернее сказать, НАШ будущий сын.