Заметив, что на нее смотрят, Тэра бросила взгляд искоса. В глазах Стоуна была откровенная нежность, все еще удивительная своей новизной, и пришлось строго напомнить себе, что отвлекаться не время. Чтобы «восстать из мертвых», она должна выглядеть зловеще и мрачно, а вовсе не разнеженно. При всей ненависти и отвращении к хозяину ранчо Тэра отдавала должное его дьявольской проницательности. Его не только нужно было застать врасплох, сбить с толку, встряхнуть до самого нутра. Это само по себе было нелегко и опасно, но еще опаснее было затянуть этот момент и тем самым ослабить эффект шока. Фальшивая нота и нота слишком протяженная были равно ни к чему.

Риск, таким образом, был очень велик, и, помимо умения, требовался также элемент удачи.

Тэра и Стоун ели в молчании, каждый погрузился в свои тревожные размышления. Когда с ужином было покончено, девушка с облегченным вздохом откинулась навзничь.

— Я знаю, что ты по натуре безрассудна, — произнес Стоун, склоняясь над ней и легонько щелкая ее по кончику носа. — Не вздумай рисковать! Ты выжила там, где другой мог разбиться насмерть, так что не стоит испытывать свою судьбу. Никто не знает Меррика достаточно, чтобы предположить, что он предпримет, когда откроется правда. Если заметишь, что он приходит в себя, прыгай из окна, там будут Теренс и шериф, они придут тебе на помощь.

— Я буду действовать с величайшей осторожностью, — заверила Тэра.

Стоун бегло коснулся золотого медальона, который на этот раз покоился на ее груди. Девушка сжала золотую вещицу и улыбнулась с уверенностью, которой не чувствовала.

— Но ведь и ты будешь рядом, Стоун…

— Конечно, иначе я бы ни за что не позволил уговорить себя на все это, — проворчал он. — У меня давно есть подозрение, что Меррик безумен. Человек в здравом уме не может быть таким бесчувственным и беспощадным, а это значит, что на него не подействует даже твое воскрешение. Он всегда носит при себе «кольт»… — Он наклонился и легко коснулся губами губ Тэры, чтобы извлечь из этой мимолетной ласки храбрость и уверенность в себе для каждого из них. — Меня не порадует, если ты будешь причислена к разряду мучениц, лучше останься целой и невредимой. В ту ночь на индейской тропе я пережил такое, что надорвал свое сердце. Оно не выдержит чего-нибудь еще в этом роде. Если выбирать между твоей безопасностью и исповедью Меррика, то на исповедь мне совершенно наплевать.

Поцелуй стал более требовательным, пальцы Стоуна погрузились в озеро бледного золота, расплескавшееся вокруг запрокинутой головы Тэры. Постепенно они перекочевали на точеную шею, и вот он уже приподнял девушку и привлек к себе. У Тэры и в мыслях не было противиться. Тщательно подавленная потребность выплеснулась в ней сокрушительной волной, и она со стоном прижалась к тяжело дышащей груди, забыв и о том, что вскоре предстояло, и о едва заживших ранках на теле. Неистовое желание властно вторглось в ее плоть и душу.

Внезапно Стоун опомнился и рывком отстранился, проклиная себя за неуместную вспышку вожделения. Что это на него нашло? Тэра едва оправилась от бесчисленных ушибов, не далее как полчаса назад она жаловалась, что все тело ее болит и ноет! Но им обоим предстояло занятие более серьезное и важное в данный момент, чем объятия и поцелуи. А что же он? Забыв все на свете, он развалился под деревом, как одержимый похотью болван!

— Пора идти! — произнес он сурово, поднялся и бережно поднял Тэру. — Это все подождет.

Девушка лукаво улыбнулась, зная, что под развесистыми ветвями слишком сумрачно, чтобы Стоун это заметил. По всему было видно, что он желал заполучить ее в свое полное распоряжение совсем не для того, чтобы блуждать по каньону в обличье призраков. Он желал заняться с ней любовью, и это ставило перед ними обоими еще одну цель, более далекую, но куда более приятную.

Усадив Тэру на стул, на котором сам он недавно изображал скорбящего, Стоун открыл банку с густой белой смесью, похожей на сметану. Частично она состояла из мела, частично из муки и бог знает каких еще компонентов, поэтому Тэра не без опаски подставила лицо и зажмурилась. Прохладная мазь ложилась гладко, ровно и, высыхая, не осыпалась. Кисти ее рук тоже густо смазали.

Потом наступил черед подобающего для призрака одеяния. Стоун достал из седельной сумки нечто бесформенное, скроенное из тончайшего белого муслина. К его великому удовольствию, Тэра полностью сбросила одежду, в которой лежала в гробу, и облачилась сначала в ночную рубашку, тоже белую, а потом в костюм привидения. От распахнутого окна порывами налетал свежий ветерок, заставляя легкие складки одежды парить и трепетать в воздухе, отчего создавалось впечатление, что облекает она невесомую фигуру.

Чтобы эффект казался более впечатляющим, Стоун задул все свечи, кроме одной, и отступил полюбоваться делом рук Своих.

— Что скажешь? — в нетерпении осведомилась Тэра, когда он не сразу сообщил свое мнение.

Она воздела руки над головой, будто наводя чары, и повернулась на цыпочках. Казалось, при этом девушка оторвалась от земли на несколько дюймов.

— Выглядишь ужасающе, — заверил Стоун с оттенком насмешки. — Если бы я лично не приложил руки к этому превращению, то уже трясся бы, как осиновый лист. По-моему, лучше и быть не может.

— Нет, может! — запротестовала девушка, развернула белый плащ Ночного Всадника с его зловещим колпаком и перебросила ему. — Для полноты впечатления мне не хватает подходящей пары. Тщательно расправь все складки! Надо, чтобы у Меррика сердце в пятки ушло, чтобы призраки двоились и троились у него в глазах.

— Чтобы сердце ушло в пятки, надо его иметь, — проворчал Стоун, надвигая на лицо колпак.

Просторный плащ скрывал его могучее сложение. Глаза зловеще и таинственно поблескивали сквозь щели колпака. Собрав одежду простой смертной, от которой Тэра только что избавилась, он сунул в седельную сумку, а сумку выбросил наружу, под окно.

Давно стемнело, хозяева ужинали, и вскоре Меррик должен был пройти в кабинет, по обыкновению заглянув в гостиную. В связи с перегоном ранчо практически опустело, лишь несколько ковбоев остались присматривать за лошадьми, остальные покинули «Даймонд», ворча по поводу Берна, которого на этот раз заменил у полевой кухни какой-то ранчеро, едва умевший готовить.

Впервые за тридцать лет Меррик лично не участвовал в перегоне. Однако хозяин ранчо был достаточно умен, чтобы соблюсти приличия и исключить всякий повод к разговорам.

Наконец Стоун отпер дверь и приоткрыл ее, а сам укрылся за бархатной гардиной, такой тяжелой, что в случае необходимости она могла укрыть и нескольких человек. Тэра заняла место с другой стороны окна, в столь же надежном укрытии. Несколько минут прошло в ожидании, потом снаружи зашуршали. Это Теренс, шериф и Берн устраивались в первом ряду театра, откуда должны были если не видеть, то прекрасно слышать все.

Уинслоу случайно поднял глаза, и взгляд его упал на мертвенно-белое лицо, свесившееся из окна. Бедный газетчик схватился за сердце и с корточек свалился на пятую точку. Двое других тотчас вскинули головы, раздался чей-то приглушенный возглас. Наконец пришло понимание, и троица выразила свое одобрение энергичными жестами.