Имя ни о чем не говорило. Карно нахмурился, покачал головой. Что все это значит? А потом...

— У нее была твоя фотография, — продолжал коп. — В спальне. Вы с ней вдвоем где-то — в клубе или баре. Натуральная блондинка. Коротко подстриженная. Вспоминаешь?

После того как Карно увели в камеру, а Жако мыл руки, зашел дежурный сержант Калю и занял кабинку. Он закончил дежурство, мундир расстегнут. Жако взглянул на часы. Время перевалило за пять часов.

— Получил весточку от Гасталя? — спросил Калю.

Жако оглянулся:

— О девушке? Да. Опять хорошие новости. Гасталь выследил водителя «рено». Косметичка в местном салоне. Он собирался ее проверить.

Калю потряс своим достоинством, застегнул молнию и отвернулся от писсуара.

— Смешно получается.

— Что ты имеешь в виду?

— Мобильник. Мобильник твоего подозреваемого.

— Карно? — Жако покачал головой. — Ничего не понимаю.

Калю сполоснул руки и вытер ладони о бока рубашки.

— Телефон подозреваемого, — повторил он. — С тех пор как мы запаковали его вещи, эта штучка начала верещать. Три-четыре раза.

— Ты отвечал?

Калю покачал головой:

— Сначала нет. Но она верещала не переставая, понимаешь ли. Поэтому я в конце концов ее выключил. Правда, нажал не на ту кнопку, и выскочило это имя. Того, кто звонил.

— И?

— Так я рассказал инспектору. Он сказал, что передаст. Посчитал, что это пригодится.

— Напомни-ка.

— Какой-то парень по имени Рэссак.

— Правильно, — кивнул Жако. — Ага. Может пригодиться.

— Он тебе понравится, поверь мне. — Дельфи улыбнулась своей младшей сестре, когда Их такси свернуло с Канебьер и начало петлять по дальнему подъезду к Бельсюнсе.

— Какой-то полицейский, о Боже! Коп? — воскликнула Клодин. — Этого-то мне и не хватало. Дурные привычки, подозрительные друзья, работа вне нормального общения, возможны проблемы с выпивкой или наркотиками, может быть, любит избивать жен или подружек...

— Ш-ш... Ты слишком много читаешь. Этот не такой. Просто настоящий лакомый кусочек. Я хочу сказать, если он нравится Сидне, то он должен быть чем-то особым, согласна? И скажу тебе кое-что еще... Если бы я не была так счастлива в замужестве, то...

Дельфи сделала паузу. Она поняла, что, произнеся вслух слова «счастлива» и «замужество», зашла на опасную территорию. Полгода назад Клодин вернулась домой во внеурочное время и застала мужа в постели со своей лучшей подругой. Всего за шесть месяцев ее сестра сильно сдала. Она была страшно зла на супруга и на себя. Возможно, именно эта злость не давала ей окончательно сойти с ума. Дельфи даже представить не могла, как удалось Клодин закончить работу к выставке. Она прислушалась к бормотанию сестры:

— Мне бы хотелось, чтобы ты этого не делала. Именно сейчас, понимаешь... Это неправильно...

Дельфи нащупала в темноте заднего сиденья такси руку сестры и вцепилась в нее. Сердечные страдания и нелегкая работа, подумала она, могли притупить у Клодин обычную жизнерадостность, но, похоже, не повлияли на внешность. Это очевидно, думала Дельфи, которая давным-давно свыклась с тем, что младшая сестра унаследовала львиную долю лучших черт семьи Эддо: от отца — высокие и надменные скулы, от матери — блестящие золотисто-каштановые кудри, миндалевидные глаза и улыбку, когда она ей удавалась, теплую и удивительную, какой она всегда была, а теперь поблекла из-за болезненной печали. Все, что ей нужно, решила Дельфи, это набрать немного веса. Она слишком похудела за несколько месяцев, и это ей не шло. Клодин необходимо пополнеть. Посидеть на хорошей, питательной домашней еде. И найти нового мужчину.

Впереди замаячила галерея «Тон-Тон». На унылой улице ее венецианское окно светилось белым приветливым квадратом. Такси притормозило и съехало на обочину.

— Ну, это как знать, — беззаботно произнесла Дельфи, отпуская руку сестры, взялась за ручку двери и толкнула ее. — Он может и картину купить.

Но он не купил картину. Потому что не пришел.

Это заставило Дельфи, не спускающую глаз с двери галереи, чуть-чуть пострадать. Три дня назад на вечеринке у Сидне он пообещал ей прийти на премьерный показ. Казался по-настоящему заинтересованным. И, по словам Сидне, которой Дельфи позвонила первым делом на следующее утро, чтобы порасспросить об этом парне, он свободен. Кольцо на пальце, по словам Сидне, ничего не значит. Одна подружка подарила, а потом, будучи явно не в своем уме, ушла от него. «Тем лучше», — язвительно заметила Сидне.

Для Клодин этот пришедший на выставку сестрин знакомый ничего не значил. Ей только легче. Да она и не собиралась о нем думать, если не считать ожидания возможного неприятного факта, что этот мужчина будет оценивать ее во время премьерного показа первой в жизни Клодин выставки. Ей хватало, о чем думать. Слишком высоки ставки, чтобы тратить силы на какого-то мужчину, с которым сестра пыталась ее познакомить. В тот вечер были галерея и работа, больше ничего.

Все началось в тот момент, когда Клодин переступила порог. Как ее картины смотрятся на фоне побеленных кирпичных стен, порядок, в котором их развесили, игра направленного снизу вверх света, карточки с надписями, каталоги, подносы с канапе, вино... Столько всего, о чем нужно побеспокоиться, такая проверка нервов на прочность!.. Но что-либо поправить уже нельзя.

А потом внезапно комната стала наполняться. Стук, шум... Все внимание сосредоточилось на ней — друзья, которых нужно поприветствовать, разговор с агентом, рассказы о работах, наблюдение за людьми, появлявшимися из толпы, чтобы подойти к картинам. Вбирая в себя все это, Клодин напрягалась при неосторожных замечаниях, которые слышались среди всех этих «привет», «как поживаешь?» и дружеских, но явно неискренних поздравлений. Если бы она была так хороша, как они говорят, то жила бы уже в Сен-Реми-де-Прованс, а не на окраине Кавайона.

Но через три часа, когда они закрыли галерею и шагали к Старому порту поужинать, Клодин чувствовала легкость. Она сделала это. Ее премьерный показ прошел успешно, и она ликовала. Некоторые подслушанные оценки были по-настоящему лестными, и все, чего ей хотелось, — это говорить с сестрой о шоу. Услышать все, что она пропустила, и изводить своего агента по поводу критика из «Кот-Зюд», появившегося словно из ниоткуда, задавшего ей несколько вопросов и нацарапавшего что-то в своем каталоге. Что подумал? Что он скажет? Когда появится рецензия? Вопросы, вопросы...

А то, что ей даже удалось продать несколько картин, — вообще прекрасно! Чуть больше тридцати тысяч франков. Достаточно, чтобы покрыть недельную аренду галереи, и намного больше общей стоимости рам.

В этот вечер, против всех ее ожиданий, Клодин распирало от радости.

После шести месяцев стресса и нервов жизнь только... начиналась.