Я Черная Кошка, и это моя охота.

Я Черная Кошка, и это моя охота.

Ручка на двери – рычащий латунный тигр. Чувствую ее холод у себя под пальцами. Поворачиваю ее и толкаю дверь. Она со скрипом открывается.

Волосы встают дыбом. Шрамы на спине начинают ныть. Они всегда болят, если он поблизости.

Комната Тигра напоминает бордель, она богато украшена шелковыми подушками, экзотическими ковриками, низко свисающими лампами. По углам комнаты насчитываю восемь фигур: это Сестры с густо накрашенными лицами и глазами, мутными от опия, которым их в изобилии снабжает Тигр. В глубоком опьянении они, развалившись, лежат на стульях или свернулись калачиком на подушках на полу. Две девушки совершенно голые, остальные – полуобнаженные. Одна вводит себе в вену отвратительного вида иглу.

В дальнем конце комнаты сам Тигр сидит на низком ложе, сделанном из подушек. Рядом с ним – Этти, она старается отодвинуться от него как можно дальше.

Справа стоят Тенардье и Томасис.

У меня сжимается сердце, я усилием воли заставляю себя выпустить из легких воздух, потому что становится трудно дышать. Томасис здесь. Я знала, что они с Тигром достигли некоторого взаимопонимания, но не ожидала увидеть его здесь, в доме гильдии Плоти.

– Я же говорил вам, она непременно придет, – замечает Тенардье и машет в мою сторону обрубком руки. – Она не знает, как выбраться отсюда в одиночку.

– Привет, Котенок, – произносит Тигр душевным голосом, пока я напряженно приближаюсь.

У Этти связаны руки. Под глазом синяк, из носа по лицу течет струйка крови.

Едва-едва, не слишком уважительно, наклоняю голову перед Тигром и совершенно не обращаю внимания на Тенардье.

– Какое удивительное отсутствие родственной любви. Ты не собираешься поприветствовать отца? – спрашивает Тигр.

– Отец, – склоняю голову перед Томасисом. Он встречается со мной хмурым взглядом.

Тигр от души смеется.

– Дикий маленький зверек до самого конца, – говорит он. – Я имел в виду Тенардье.

Смотрю на Тенардье. Он прислонился к стене и, забавляясь, наблюдает за происходящим.

– Он пытался меня застрелить.

– Я всегда на стороне победителей, – говорит Тенардье.

– Ты всегда на стороне тех, кто больше заплатит.

Он беззлобно смеется. Его страсть к золоту всем широко известна.

Быстро осматриваю комнату. В ней не видно никакого оружия, кроме пистолета в руках у Тенардье. Только высокие лампы, канделябры и странный стул.

– Тебе не стоило находить ее, – говорит Томасис. – Я всегда знал, к чему это приведет.

– Томасис приставил людей следить за тобой, Котенок, – говорит Тигр. – Он заставил твою собственную гильдию смотреть за тобой и доносить ему.

Делаю вид, что от этих слов мне совсем не больно.

– Я пришел сюда, чтобы положить этому конец, – говорит Томасис, указывая на Этти. – Само ее существование постоянно угрожает гильдиям войной.

Он говорит осторожно и медленно, как будто ему больно произносить эти слова.

– Она Призрак. – Я с мольбой смотрю на Томасиса. – Вы дали клятву, когда я заплатила вам хлебом, что не причините ей вреда.

Тигр смеется.

Томасис не смотрит мне в глаза.

– Мы пришли к соглашению. Эта девушка – корень всех проблем. Если она умрет, борьба между Призраками, Ворами и гильдией Плоти закончится.

– Монсеньор, но Закон! – Я подхожу к нему. – Вы не можете этого сделать!

Томасис бьет меня по лицу, я отшатываюсь.

– Я твой барон. Ты не смеешь задавать мне вопросы, – говорит Томасис. Он повышает голос, но при этом дрожит. – Ты должна починяться своему барону и верить, что для него на первом месте всегда интересы его гильдии.

Пытаюсь выпрямиться, а он протягивает руку, чтобы поддержать меня. Одной рукой сжимает мою ладонь, а другой – берет за подбородок и поворачивает мое лицо к себе, так, чтобы я смотрела ему в глаза. А затем тихо произносит:

– Главный долг каждого барона – защитить своих чад. Ты это знаешь. Ты моя дочь, и я сделал все, что мог, чтобы защитить тебя от гнева Каплана. Но теперь вижу, что слишком потворствовал тебе, давал слишком много свободы.

– Она – всего лишь одна из Призраков, – продолжает он. – И я не позволю ей больше подвергать опасности ни тебя, ни других моих детей. – Его пальцы оставляют синяки у меня на коже, но в голосе слышится мольба. – Разве ты не видишь, малышка? Она ведет нас к войне, и я не могу этого позволить.

В моих глазах стоят слезы. Я слышу его слова. Он мой Отец, и я знаю: то, что он говорит, – правда. И все-таки не готова с этим смириться.

– Разве мы не Отверженные? – говорю я хриплым голосом. – Мы, чада Двора чудес. Разве мы не связаны Законом?

Он отворачивается от меня, как будто так может скрыться от моих вопросов.

– Ты не понимаешь. Ты слишком молода и не помнишь последнюю войну между гильдиями.

Тигр смотрит на нас, его глаза горят чистым восторгом; он запускает пальцы в кудри Этти и сжимает их в кулаке. Она кричит, а он притягивает ее к себе. Прижимает лицо к своему.

– Слышишь, маленький Призрак? Ты сегодня умрешь.

Я в отчаянии смотрю на Томасиса, но он по-прежнему избегает моего взгляда. Ему все это совершенно не нравится, но он не будет ничего предпринимать. В тот момент я понимаю, что уже потеряла его.

– Оставь ее в покое. – Я делаю шаг к Тигру, но Томасис оказывается быстрее. Он хватает меня, разворачивает и прижимает к себе. Я стараюсь высвободиться, но он лишь сильнее сжимает меня. Расслабляю руку, спускаю кинжал по рукаву, хватаю рукоятку, и одним резким движением вверх разрезаю кожу на руке Томасиса. Выругавшись, он крепко хватает меня за запястье и ударяет руку о свое колено. Я кричу и понимаю, что рука сломана, но все равно продолжаю сопротивляться.

– Довольно! – приказывает Томасис.

Не перестаю драться, чтобы высвободиться из его хватки, чтобы добраться до Этти, окаменевшей от страха. Пытаюсь лягать его ногами. Он может обездвижить мои руки, но с ногами ничего поделать не может.

Поняв это, Томасис поднимает глаза на Тенардье.

– Стреляй ей в ногу.

Пуля входит мне в ногу. Чувствую, как она разрывает мою плоть. Потом накатывает волна боли, и Томасис поддерживает меня, чтобы я не упала.

В отчаянии стараюсь не переставать дышать, не терять сознания; не выпускаю из виду Тенардье, который пытается одной рукой перезарядить пистолет.

– Вы мой Отец. Вы клялись защищать меня, – говорю я Томасису сквозь сжатые зубы. – Вы дали клятву.

– Я и сейчас защищаю тебя, – говорит он мне на ухо, и его голос звучит так же уверенно и успокаивающе, как бывало всегда. Его