больших масштабов, подвергшее ФРС (вместе со всей экономикой) суровейшему экзамену. Экзамену, который система с треском провалила, — с трагическими последствиями не только для США, но и для всего мира.

Всех нас учили в школе, что 29 октября 1929 года нью-йоркская биржа с грохотом рухнула. До этого там шла лихорадочная спекуляция, взвинтившая цены на акции до немыслимых высот, явно не отражавших реальную стоимость компаний на фондовом рынке. То есть лопнул классический «пузырь». Крах, естественно, имел очень тяжелые последствия, вызвал эффект домино, банкротство промышленных предприятий, рост безработицы. А это, в свою очередь, резко снизило покупательную способность, вело к затовариванию и новым разорениям. Получился порочный замкнутый круг. Дело дошло до банкротства банков, оказавшихся совершенно не готовыми к такому повороту событий (они надавали денег в долг — гораздо больше, чем у них было активов, а многие из должников теперь оказались несостоятельны). Как только об этом узнала американская улица, началась паника, у банков выстроились очереди — люди хотели немедленно превратить все свои накопления в наличность. А наличности-то как раз и не было. Всего за десятилетие 30-х годов почти 9000 банков потерпели крах. Вкладчики потеряли миллиарды, лежавшие на счетах. Для многих из них это означало разорение. Сотнями закрывались предприятия, а оставшиеся резко сократили объем производства. Теперь уже огромные унылые очереди (помните картинку в учебнике истории?) выстроились у бирж труда. На долгие годы американский народ был обречен на массовую безработицу, холод и голод, болезни и так далее. Родился удивительный термин — «Гувервилль», которым, в сомнительную честь президента Герберта Гувера, называли выросшие по всей стране целые поселки, где в импровизированных халупах и палатках жили оставшиеся без работы и крыши над головой бездомные. Марксисты говорили: вот вам пример ужасов капитализма, обреченного на регулярные тяжелейшие кризисы. И главное, можно не сомневаться, что что-то в этом духе, а может, и похуже обязательно произойдет снова в обозримом будущем. Таково уж проклятие капитализма.

Что скажешь в ответ? Что правда, то правда: Великая депрессия потому и называется Великой, что была и в самом деле невероятно разрушительной. Можно и еще более страшную картину порушенной ею человеческой жизни нарисовать. Никакому врагу не пожелаешь! Но Великой ее назвали еще и потому, что ничего схожего по масштабам в истории человечества не было и, даст бог, не будет. Так что насчет обязательного повторения таких кризисов — полегче на оборотах, это еще пока практическим опытом, к счастью, не доказано. Да и массовый голод и на Украине, и в самой России, произошедший в результате действий большевиков, — это все равно покруче будет. Вообще даже никакого сравнения.

Насколько Великая депрессия была неизбежна и объективно обусловлена, это тоже большой вопрос. Я, например, сомневаюсь, что, при всех ужасах биржевого краха, он так уж непременно должен был перерасти в настолько длительный, глубокий и тотальный кризис. Для того чтобы дело обернулось столь трагическим образом, должны были сойтись несколько роковых совпадений. Серьезные ошибки были допущены и властями, и банками. И одна из главных трудностей проистекала как раз из приверженности США золотому стандарту, который не годился для подобных кризисных ситуаций. Ну так, казалось бы, сделай то, что сообразили сделать европейские правительства во время обеих мировых войн, — отмени временно стандарт! Тем более опыт того, как это делается и как при этом все же поддерживается стабильность валюты, уже есть. Но нет, правительство, конгресс и ФРС словно сговорились своими действиями только усугублять ситуацию. (Для поклонников теорий заговоров: должен вас разочаровать. Все это были порой довольно грубые, но в любом случае честные ошибки и заблуждения людей, добросовестно пытавшихся найти выход из ситуации, которую они до конца не понимали.) Мало того, можно утверждать, что после чудовищного биржевого краха в октябре 29-го американская экономика начала, как ни странно, вроде бы приходить в себя — такой был в ней запас прочности. И вдруг — новое осложнение. Фактически положение становится по-настоящему критическим только к концу 1930 года. Надо было помочь, поддержать ослабевших — и промышленность, и особенно банки. И американский конгресс пытается сделать это — но как? Принимает законы, вводящие жесткие протекционистские меры: законодателям кажется, что именно это требуется сейчас — защитить своего производителя от иностранной конкуренции. Но наивно было бы предполагать, что другими государствами немедленно не будут приняты меры ответные, причем столь же суровые. В результате американцы лишились рынков сбыта за границей в момент, когда спрос внутри страны катастрофически падал. Но на этот случай в стране есть ФРС, автономная независимая инстанция, призванная защитить банковское сообщество и население от последствий кризиса. Что же делает американский Центробанк? Во-первых, оставшись без сильного руководства, он все время колеблется, проявляет роковую нерешительность. Во-вторых, вместо того чтобы скупать облигации, то есть вбрасывать деньги в общество, ФРС упорно цепляется за высокую процентную ставку, почему-то считая, что это необходимо для защиты доллара. Это имело сильный эффект: деньги еще более дорожали. Не надо обладать экономическим образованием, чтобы понимать: в условиях нехватки денег стране нужен дешевый кредит, стране нужен дешевый доллар! Происходило же нечто противоположное — чуть ли не по всем направлениям. А как ФРС поддерживала коммерческие банки? А вот как: в основном наблюдала, как они тонут. Без Бенджамена Стронга возобладало мнение, что надо дать выжить сильнейшим. Что если останется меньше банков, то они будут надежнее и легче справятся с кризисом. Или что-то в этом роде. Иначе совершенно невозможно понять, почему, например, ФРС и «Клиринговый банк Нью-Йорка» решили в декабре 1930-го бросить в беде крупный банк с громким названием «Бэнк оф Юнайтед Стейтс» — «Банк Соединенных Штатов».

Это был совершенно частный, коммерческий банк, но из-за названия многие и в США, и за рубежом принимали его за госбанк, причем главный. Это иногда помогало ему в спокойное время, но сыграло совершенно роковую роль в момент кризиса. После того как он лопнул, подтвердилось то, что пытались втолковать его руководители «вышестоящим клиринговым органам». Дела у него обстояли очень неплохо, если даже в условиях столь скоропалительной, пожарной ликвидации, он смог вернуть вкладчикам почти все их деньги (92,5 доллара из 100). Всего-то и требовалось — поддержать слегка, дать чуть-чуть кредита, помочь справиться с временным кризисом ликвидности. Но нет, не помогли. И результат: те, кто знал «Бэнк оф Юнайтед Стейтс» как крупный, солидный банк, пришли в отчаяние. Если уж такие здоровяки тонут, то на что надеяться более слабым игрокам? Ясно, что это всеобщий капут. Те же, кто о банке толком ничего не знал, но прочитал в газетах о его гибели, решили —