школе нас вводили в заблуждение.) И вообще много написано о сходстве нацизма и коммунизма как тоталитарных идеологий и политических систем, но почти ничего — об их социально-экономическом родстве. В том числе и об общем отношении к деньгам. Между тем и там, и там оно было снисходительно-презрительным. Уважение, любовь к ним, внимание к их роли в обществе объявлены были в Германии «еврейскими штучками». Особенно презирался банковский процент, который рассматривался как ростовщичество, и вообще роль банков и монетарной функции постепенно должна была сходить на нет. Рейхсмарке предстояло стать чем-то похожим на советский деревянный рубль. Так что этот главный «кейнсианский эксперимент» закончился неудачей.

Кстати, есть серьезные основания предполагать, что, если бы не Великая депрессия и вызванный ею всемирный экономический кризис, нацисты могли и вовсе не прийти к власти. Вряд ли можно считать случайным совпадением, что именно в 1933 году, после того как Германия в полной мере ощутила на себе страшные последствия кризиса, партия Гитлера победила на выборах. США тогда вынуждены были резко остановить выплаты по спасительной для Германии программе финансовой помощи. Соответственно канцлер Генрих Брюннинг не нашел ничего умнее, как резко сократить госрасходы, и в частности пособия по безработице. А в Германии к тому времени было уже шесть миллионов безработных! Вот их Брюннинг фактически и отправил в объятия к нацистам. Вновь прибывших сторонников оказалось достаточно, чтобы за год превратить НСДАП из партии меньшинства в партию большинства.

Эксперимент Шахта наглядно показал, что кейнсианская модель не является панацеей; она очень хороша в полувоенных, мобилизационных ситуациях или острых кризисах перепроизводства, когда спрос терпит такое сокрушительное поражение, что и предложение начинает катастрофически сокращаться. В ситуациях острой дефляции — дефицита денег. Слово «временное» здесь ключевое. Все хорошо — в свое время. И деревянные тэлли английского короля. И золотой стандарт. И даже рецепты великого Кейнса.

В 60-е и, особенно, 70-е годы монетаристы чикагской школы убедительно доказывали, что Кейнс безнадежно устарел и что его трудам место разве что на дальних пыльных полках библиотек. И объективная макроэкономическая реальность вроде бы подтверждала эту беспощадную оценку. Одна из самых ярких кейнсианских моделей, кривая Филлипса, наглядно показывавшая обратную связь между инфляцией и безработицей, перестала работать (см. главу «Волшебная веревочка процента»). Пришла пора так называемой стагфляции, когда и инфляция остается болезненно высокой, но и безработица не снижается, и вообще экономика стагнирует, не растет. Но потом оказалось, что не только рыночная экономика, но и изучающая ее наука развиваются циклами. После тучных 90-х и нулевых случился кризис 2007–2009 годов. И все вдруг вспомнили о Кейнсе и его идеях.

Как остановить аваланш

В роковой день 18 сентября 2008 года министр финансов США (Secretary of the Treasury) Генри Полсон созвал срочное совещание, на которое был приглашен глава ФРС (см. Глоссарий) Бен Бернанке с помощниками. Вопрос, перед ними стоявший, звучал так: что делать с массовым набегом публики на банки? Напуганные разрастающимся кризисом американцы бросились снимать деньги со счетов. Это был просто финансовый аваланш. Специалисты подсчитали: если его не остановить в ближайшие часы, то во второй половине дня из американской финансовой системы будет изъято около 5,5 триллиона долларов. Можно было предположить, что этого было бы достаточно, чтобы спровоцировать коллапс американской, а вслед за ней и всей мировой экономики. Финансовые боги Америки приняли смелое решение, поддержанное Белым домом: гарантировать все долларовые вклады в США (вплоть до суммы в 250 тысяч). Эта новость была немедленно доведена до населения и банков. Бурный поток быстро начал ослабевать. Америка и мир были спасены.

Но кризис между тем продолжался, и предстояло принять много непростых решений. Важнейшим, системообразующим банкам помогли выжить, государства одолжили им немалые средства или в виде кредитов, или в обмен на акции. Многие на Западе до сих пор не могут простить этого своим правительствам. Еще раз подчеркну: если бы финансовые власти США и других западных стран действовали в 2007–2009 годах по лекалам 80-летней давности, то все кончилось бы так же, если не хуже. Но психика человеческая так устроена: людям кажется, что они живут в единственно возможной реальности. Им трудно себе представить, что если бы лидеры приняли в ключевые моменты другие решения, то и результаты могли бы быть совсем иными. В своей книге «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости» Нассим Талеб предложил следующую гипотетическую ситуацию. Допустим, некий влиятельный, наделенный особой интуицией американский законодатель смог бы к началу сентября 2001 года добиться принятия закона, вынуждающего авиакомпании в обязательном порядке установить бронированные двери в кабине летчиков, а также неизменно держать эти двери запертыми. Можно не сомневаться, закон этот был бы очень непопулярен, так как требовал бы немалых дополнительных затрат и хлопот. И никому в голову не пришло бы, что закон предотвратил нападение на башни-близнецы, а значит, и гибель сотен людей, а также, возможно, и последовавшую за этим иракскую войну, появление запрещенного в России и в других странах Исламского государства и прочие далекоидущие последствия. Так вот, утверждает Нассим Талеб, такой законодатель не только не получил бы никакой благодарности от общества, но его, скорее всего, презирали бы за «совершенно излишнюю» меру, повлекшую «ненужное растранжиривание ресурсов». И он мог бы закончить свою карьеру, считая себя неудачником, ничего полезного для человечества не сделавшим.

Люди так устроены: им всегда кажется, что все случилось, как единственно могло случиться, и других вариантов не было. А потому после выхода западных экономик из острой фазы кризиса общественность не только не благодарила экономистов и политиков, чьи грамотные действия предотвратили новую Великую депрессию, но и принялась зло критиковать западных министров финансов и глав центробанков. Ничего хорошего, дескать, для своего населения они не сделали, только жадин банкиров спасали, а ведь они-то и есть главные виновники кризиса (и в этом есть доля истины, но дело не в том, кто виноват, а прежде всего в том, что делать). Популярная мысль: вместо всяких там докапитализаций и количественных смягчений (см. Глоссарий) надо было отдать эти деньги трудящимся — прямыми выплатами, прощением долгов или снижением налогов. Массовому сознанию трудно понять причинно-следственную связь между массовым банкротством банков и длинными очередями на биржу труда и к пунктам раздачи бесплатной еды.

В конце нулевых годов ХХI века всего этого не произошло, а ведь могло. В абсолютном измерении это новое экономическое землетрясение было не слабее прежнего. Но правительства извлекли уроки из прошлого, министры финансов и их помощники учили в университетах экономику, в том числе теорию Кейнса, знали на этот раз, что и как делать. Западные страны вбросили сотни миллиардов долларов в экономику, в основном