Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хозяин любуется удачным снимком, важно курит, говорит, точнее роняет ленивые реплики в телефон.
– Извините, Албаст Домбаевич, – милый голос секретаря в селекторе,- к вам инспектор ОБХСС, лейтенант Майрбеков.
– Какой инспектор? – небрежно повернул Докуев голову в сторону динамика.
– Ваш зять – Арби Майрбеков.
– А-а-а, – пусть зайдет.
Председатель привстал, панибратски обнял зятя, все еще не отводя от уха трубку.
– Ну ладно, Марина… Ага… Хорошо, что позвонила. У меня люди, извини… Да, я сам позвоню… нет, не забуду… Я ведь так занят… Пока.
Албаст Домбаевич бросил трубку, позевывая, сладко потянулся.
– Ну эти девицы – просто диву даешься! То и разговаривать брезговали, а теперь находят пустячный повод – сами звонят.
– Кто это? – улыбается величию брата жены Майрбеков.
– Да-а, ты даже не поверишь!… Дочь Букаева – Марина.
Улыбка с покрытого оспой лица милиционера не сходит, только восторг заменяется удивлением. Даже брови у Майрбекова полезли вверх.
– Неужели?… Так, может, ты хоть теперь женишься?
– Теперь жениться проблем нет! – с надменной усмешкой скривилось холеное лицо Докуева. – Нынче все красавицы сами в невесты лезут.
– Ну и на ком ты остановился?
– Вот список из двадцати трех претенденток, – на большом листке в два столбика известные в республике фамилии. – Вот эти – матери и сестрам нравятся, а эти – по душе отцу.
– Да-а-а, – вырвалось у зятя. – Ну и тяжко тебе!
– Теперь полегче, – широко улыбнулся Албаст, небрежно бросил потрепанный список на стол, – осталось всего две кандидатуры: Букаева и Ясуева.
– Да-а-а, – вновь вырвалось одобрение у зятя, – оба далеко пойдут.
– Кто оба? – удивился Албаст, недовольно скривилась одна бровь.
– Я об отцах.
– При чем тут отцы? – возмутился председатель, в сердцах потянулся к сигаретам. – Ты видишь – сами звонят?
– Конечно, вижу… Сучки… Вот если бы рожу одной к фигуре другой, то было бы ничего, а так обе обезьяны.
– А ты…, – на полуслове осекся Албаст, и оба вспомнили жену одного и сестру другого.
– Шикарный ты ремонт кабинета сделал, – быстро нашелся и сменил тему разговора Майрбеков. – Вот только не пойму, зачем ты такую грандиозную стройку новой конторы затеял? Ведь ты здесь навечно не останешься?… Расти будешь!
– Надеюсь, – важное выражение вернулось на лицо Докуева. – Просто после себя хороший след надо оставить. К тому же я этот колхоз не отдам. Кого-нибудь назначу вместо себя… Ты знаешь, какое это место? Здесь столько возможностей!
– Ну, а зачем для колхоза такая контора? – не унимался инспектор ОБХСС.
– Что тут не понимать? Параллельно с конторой строится и мой дом в городе. Они в одной смете, – лукавством озарилось лицо председателя. – Теперь понял?
– Ну ты молодец, Албаст! Просто гений!
– Гений, не гений, а свое знать должен… Кстати, ты моим поручением занимаешься?
Вмиг озадачилась физиономия зятя.
– Конечно… Просто пока проблем много. На него доносов нет, а по бумагам – все нормально.
– Как может быть нормально? – вскричал председатель колхоза. – Ты пойми, каждый месяц он подписывает тысячи нарядов, без приписок учетчики жить не могут. Он их покрывает, а ты его за это привлеки.
– Так я не разбираюсь в этом.
– Что значит не разбираешься? – грозой надвинулся Докуев. – Я тебя в офицеры перевел, в ОБХСС устроил, наконец, к себе район притащил, и всего одна просьба – прижать какого-то экономиста – Самбиева… А ты и этого не можешь?!
– Все-все… Я понял. Все сделаю. Чуточку погоди, – стоял в подобострастной позе инспектор.
– Простите, Албаст Домбаевич, – голос секретаря в селекторе. – До собрания полчаса осталось. Айсханов спрашивает, можно ли в кабинет занести стулья?
– Да-да, начинайте, – крикнул Докуев в селектор и, поманив за собой зятя, открыл незаметную дверь за своим креслом. Оба оказались в маленькой, но очень уютной комнате.
– Вот это да! – оглядывался Майрбеков.
– Комната для отдыха, – пояснил Албаст, разбрасывая конечности на роскошном диване. Перед ним на журнальном столике начатая бутылка коньяка «Илли», коробка московских конфет, импортные сигареты, фрукты.- Выпьешь немного?… А мне нельзя. Сейчас из города и района приедут. Выездное атеистическое собрание объединения у меня сегодня… Видимо, и отца, как верного атеиста, притащат… Как мне надоели эти собрания! После этих колхозников в кабинете три дня навозом воняет.
– А ты одеколоном, – предложил милиционер, закусывая шоколадом коньяк.
– Хм, «одеколоном», даже дуст не поможет… Ну ладно, – встал Докуев, выпроваживая зятя. – Мне доклад готовить надо… А ты давай возьмись за Самбиева, и как можно круче. Понял?
– Чего не понять, пригвоздим к стенке, как шелковый будет.
… С получасовым докладом выступал на выездном совещании заведующий отделом агитации и пропаганды обкома КПСС. В качестве наглядного примера семьи атеистов и верных строителей коммунизма показывал отца и сына Докуевых. Говорил, что верность диалектических взглядов Докуевых позволила им стать полноценными гражданами общества.
Следом выступал Албаст, так заговорился, что стал ругать тех, кто ходит на похороны и выполняет религиозный ритуал.
– Так как же людей хоронить? – не выдержал один старик в зале.
– «Как-как», – вошел в раж Докуев. – Вон в городе есть похоронное бюро, туда и обращайтесь.
Зал недовольно загудел. Молодежь в углу захохотала.
– Замолчите! – вскочил Айсханов.
– Товарищи, вы не так поняли, – с места, писклявым голосом, подняв руку, попытался исправить ошибку сына Домба.
После шумного совещания заведующий отделом обкома с восторгом тряс руку председателя колхоза.
– А вы, Албаст Домбаевич, идеологически грамотны! Я поражен, вы – прирожденный оратор и пропагандист… Я доложу первому.
– Спасибо, спасибо, – с улыбкой махал головой Албаст. – Мы ведь коммунисты на деле, а не на словах, как некоторые.
… Понурив головы, расходились по домам пристыженные колхозники.
Приезжие, не спеша еще что-то обсуждая, покуривая, потянулись гуськом к столовой.
* * *
В тесном душном кабинете планового отдела колхоза «Путь коммунизма» два рабочих стола, перекошенный шкаф со справочной литературой, на стенах ржавые потеки с прохудившейся крыши, под плинтусами мышиные ходы. Окно раскрыто настежь, и хотя лето на исходе, в каморке – зной. С раннего утра солнце раскаляет кабинет экономистов, и даже после обеда, когда солнце уходит на другую сторону, духота помещение не покидает.
Самбиев сидит за столом, на конторских счетах подбивает итог многочисленных цифр. В кабинете слышен только треск косточек да отчаянный полет большой черной мухи под потолком. Когда мухе надоедает летать, в кабинете воцаряется покой.
Летом, после обеда, мало кто