бдительность притупляется, от вахтенного офицера требуется предельная сосредоточенность. Ночью нельзя рассчитывать только на интуицию. Нужен опыт. Особенно в этих широтах, где множество малых атоллов и рифов. При той скорости, которую держит «Джервик», сразу не отвернешь…

Человек достаточно умен, чтобы научиться противостоять очевидному, изученному предшественниками, но слишком слаб в борьбе против неведомого, против рока. Поэтому, искренне считал Слайтер, с фортуной сражаться абсурдно. Она коснулась тебя крылом еще в колыбели, и, как бы того ни хотел, что бы ни предпринимал, свернуть с предопределенного пути не дано. Если суждено погибнуть на войне, не спасут никакие силы, а нет – как бы трагически ни складывалась обстановка, все равно выкарабкаешься.

Реджинальда Слайтера вела по жизни счастливая звезда, множество раз выручавшая его в безнадежных ситуациях. Два корабля, на которых он в свое время воевал в Атлантике, были торпедированы, один затонул после бомбежки. Слайтер уцелел, хотя шлюпку неделю мотало по океану.

Флот нес тогда большие потери. В памяти сохранились страшные подробности: выныривающие из волн зловещие перископы немецких подводных лодок, захлебывающийся лай эрликонов[82], сыплющиеся с «хейнкелей» планирующие бомбы, от которых нет спасения, и вой пикирующих «юнкерсов», чудовищных машин с крыльями безобидной чайки. На память о тех кровавых днях у Реда осталась рваная рана в бедре и «Пурпурное сердце»[83] на груди, не считая, конечно, Серебряной звезды[84], награды, полученной не за подвиг, а за вовремя проявленное благоразумие.

В молодости Слайтер успел натешиться. Вздор, именуемый традициями, сознание собственной исключительности – вот чем напичкали их в Аннаполисе. И ни разу высокопоставленным учителям не пришло в голову предупредить своих выпускников: «Случись бой, не лезь напролом. Мужество без благоразумия – лишь особый вид трусости. Ты не Господь Бог и не имеешь права единолично определять, кому из отданных тебе под начало рекрутов жить, кому умереть!.. Достоинства командира как раз и определяются способностью принимать смелые, но не безрассудные решения, избегая лишних жертв».

Гудят мощные двигатели «Джервика». В ходовой рубке их шум почти не слышен. Биение сердца корабля ощущается лишь по легкому подрагиванию корпуса. Слайтер чувствует его всем своим существом, и на душе у него спокойно. А стоит только вибрации изменить ритм, и как бы крепко он ни спал – мгновенно очнется, словно по сигналу боевой тревоги.

Развертка локатора ровно горит зеленым огнем. Указатель быстро пробегает по кругу, ни на что не натыкаясь. Значит, по курсу чисто. Удобные штуки эти недавно появившиеся радары. Настоящие помощники капитана. В туман, дождь, снег раньше приходилось идти на ощупь. Теперь же при малейшем препятствии сразу поступает сигнал.

Слайтер прислонился плечом к переборке и дал себе короткую передышку. В такие минуты ему постоянно вспоминается Рут. Обычно он запрещает себе думать о доме: это расслабляет. Да и возраст не тот, чтобы, подобно юнцу, тосковать по женщине. Но что поделаешь? Уже больше десяти лет они женаты, а Слайтер все так же, как в первые дни, волнуется перед каждой встречей…

Темнота, как обычно бывает перед рассветом, сгустилась еще больше, воздух словно отсырел – признак того, что на них идет туман. Звезды потускнели и на размытом фоне дымно-грязного неба проглядывали желтыми точками. С ходового мостика все еще невозможно различить ни мачт, ни труб, ни силуэтов орудийных башен. Но Слайтеру не нужно видеть, чтобы представить корабль. Он знает его лучше собственного лица. Закрыв глаза, может проследить весь путь по кораблю от киля до клотика. Просторная, почти в четверть мили длиной, палуба. Наклонный форштевень. Трехтрубные торпедные аппараты. Прямоугольная крейсерская корма. Вытянутый на сто пятьдесят футов полубак… Все исхожено-перехожено, знакомо до каждой заклепки.

Пора подойти к рулевому, проверить, не сбился ли с курса. Рекрут, стоящий у штурвала, оборачивается и опасливо глядит на командира. Подсвеченное снизу лампочками приборной доски худощавое лицо его кажется клинообразным, на щеках – пушок.

Молодой матрос заслуживает похвалы: несет службу прилежно. Но Слайтер терпеть не может суесловия и только одобрительно кивает. Уже сутки они идут строго на норд-вест. И так почти до самой Курильской гряды, не сворачивая ни на градус. Затем – проход через пролив в Охотское море и вдоль берегов Сахалина – на север… Знакомый путь. Полтора месяца назад «Джервик» проделал его. И вот опять.

Когда Слайтер по вызову командира базы «Симс» явился в кабинет и столкнулся там с полковником от бизнеса, стало очевидно: предстоит еще одно «деликатное» поручение.

– Пойдете на Кайхэн, командер, – непривычно громко сказал Нортон Колклаф, упершись глазами в стол. – Следует высадить там десант и оказать ему огневую поддержку.

Слайтеру показалось, что командир базы злится, скорее всего, на самого себя. Отдавать такого рода приказы старому заслуженному военному моряку конечно же не по душе. Нельзя, в самом деле, не понимать, что подобную операцию невозможно квалифицировать как боевые действия флота. Островок лежит в стороне от обычных морских путей и ни стратегического, ни тактического значения не имеет.

– Надеюсь, вы сознаете важность полученного задания? – проскрипел Колклаф, продолжая глядеть мимо командера. – Все должно быть сделано в кратчайший срок!

Кадровый командир, Слайтер нерушимо чтил принцип безусловного подчинения и задавать какие-либо вопросы старшему по должности считал недопустимым. Но тут…

– Прошу прощения, сэр, – заметил он осторожно, – не сочтете ли вы возможным объяснить, какую цель преследует захват острова Кайхэн?

– На вашем месте, Слайтер, я бы не стал требовать разъяснений! – Колклаф повысил голос: – Вам объявлено: десант имеет военное значение. Прошу верить на слово и безукоризненно выполнить приказ.

Слайтер обиделся. С ним никогда никто не позволял себе так разговаривать. Командир эсминца, в конце концов, имеет право смотреть в бинокль с неперевернутыми линзами.

И тут вмешался Бенкрофт.

– Никто не хотел оскорбить вас недоверием, командер! – воскликнул он дружелюбно. – Все мы люди мыслящие и понимаем: война войной, а прекрасное будущее зависит от разрешения не столько политических, сколько экономических проблем…

Бенкрофт продолжал витийствовать, сотрясая воздух раскатами привычного набора аргументов, но Слайтер вслушиваться перестал. Он не любил дельцов и в равной степени политиканов, приведших страну к кровавой бойне, в которой погибли лучшие люди флота. Слайтер не мог ни забыть, ни простить им гибели Гарри Рэндолфа, своего лучшего друга. Знать бы, кто отдал тот предательский приказ, обрекший десятки судов на гибель!..

– Надеюсь, вы получили исчерпывающие разъяснения? – резко спросил Колклаф.

Слайтер вздрогнул от неожиданности и на мгновение пожалел, что не сделал над собой усилие и не выслушал Бенкрофта до конца. Может, тот все-таки имел за душой нечто более значительное? Только вряд ли. Этого дельца волнуют