Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее у каждого есть свой предел прочности, и даже самые подготовленные люди могут не справиться с ужасом происходящего.
Беспомощность и обездвиженность мешают людям использовать свои гормоны стресса для самозащиты. Когда такое происходит, гормоны продолжают выделяться, однако человек не в состоянии предпринять действия, для которых они предназначены. Как результат, механизмы активации, призванные помочь организму справиться с ситуацией, в итоге оборачиваются против него, продолжая способствовать реакции «бей или беги» либо оцепенению. Чтобы восстановить нормальную работу организма, необходимо остановить эти реакции. Телу нужно вернуться в исходное состояние, в котором человек себя чувствует защищенным и расслабленным, чтобы потом, в случае реальной угрозы, активировать свои ресурсы.
Мои друзья и учителя Пэт Огден и Питер Левин разработали свои собственные методы терапии с воздействием на тело – сенсорно-моторную психотерапию (29) и соматическое переживание (30), которые помогают бороться с этой проблемой. В этих методах лечения история о случившемся отходит на второй план, и упор делается на изучение физических ощущений, а также выявление отпечатков пережитой травмы на теле. Прежде чем они погрузятся в полномасштабное изучение самой травмы, пациентам помогают нарастить внутренние ресурсы, способствующие безопасному обращению к ощущениям и эмоциям, которые овладели ими в момент травмы. Питер Левин называет этот процесс раскачиванием – периодическим временным обращением к внутренним ощущениям и травматическим воспоминаниям. Так пациентам помогают постепенно расширять свое окно терпимости.
Когда пациенты оказываются в состоянии перенести осознание связанных с травмой физических ощущений, они открывают для себя мощные физические импульсы – желание ударить, оттолкнуть или убежать, – возникшие в процессе получения травмы, однако подавленные с целью выживания. Эти импульсы проявляются в виде едва заметных движений тела – человек изгибается, поворачивается или отстраняется.
Усиливая эти движения и экспериментируя с ними подобным образом, специалисты начинают процесс доведения до конца связанных с травмой незаконченных «позывов к действию», что в итоге может привести к ее разрешению. Соматические терапии помогают пациентам переместиться в настоящее, дав им понять, что они могут безопасно двигаться. Ощущение удовольствия от предпринимаемых эффективных действий восстанавливает чувство принадлежности («sense of agency» – о нем говорилось в шестой главе. – Прим. пер.), а также веру в способность активной самозащиты.
Еще в 1893 году Пьер Жане, первый великий исследователь проблемы психологической травмы, писал про «удовольствие от завершенного действия», и я регулярно наблюдаю это удовольствие, практикуя сенсорно-моторную психотерапию и соматическое переживание: когда пациенты физически ощущают, каково им было бы дать отпор или убежать, они расслабляются, улыбаются и выражают чувство завершенности.
Когда люди вынуждены подчиниться непреодолимой силе, как это происходит с большинством переживших насилие детей, женщин в тисках домашнего насилия, а также сидящими в тюрьме мужчинами и женщинами, они зачастую выживают за счет смиренной покорности. Лучший способ преодолеть глубоко укоренившиеся модели подчинения – это восстановить физическую способность к защитным действиям. Один из моих любимых ориентированных на работу с телом способов воссоздания эффективной реакции «бей или беги» – программа в нашем местном центре, в рамках которой женщин (и все чаще мужчин) учат защищаться путем инсценировки уличного нападения (31). Эта программа была основана в Окленде, штат Калифорния, в 1971 году, после того, как была изнасилована женщина, у которой был черный пояс по карате пятого дана. Изумленные тому, как подобное могло случиться с человеком, способным, по идее, убить голыми руками, ее друзья пришли к заключению, что страх лишил ее боевых навыков. Выражаясь терминологией данной книги, ее исполнительные функции – лобные доли – отключились и она оцепенела. Программа инсценировки нападений помогает женщинам переписать реакцию оцепенения посредством многих повторений совершенной атаки, благодаря чему они учатся преобразовывать свой страх в полезную боевую энергию.
Одна из моих пациенток, студентка колледжа, в детстве подвергавшаяся жестокому насилию, записалась на эту программу. Когда я впервые с ней встретился, она была поникшей, подавленной и чрезмерно уступчивой. Три месяца спустя, на выпускной церемонии по завершению программы, она успешно отбила атаку огромного мужчины, которого она повалила на пол (он был защищен от ее ударов специальным костюмом из толстого материала), и, стоя к нему лицом в боевой стойке, спокойно и громко кричала «Нет!»
Вскоре после этого она как-то возвращалась после полуночи домой из библиотеки, как вдруг из кустов выпрыгнули трое мужчин со словами: «Гони бабки, сука!» Позже она рассказала мне, что приняла ту же боевую стойку и крикнула в ответ: «Ладно, ребят. Я ждала этого момента. Кто первый?» Они убежали. Сжавшийся и боящийся оглянуться по сторонам человек становится легкой добычей для чужой жестокости, но когда он всем своим видом дает понять, что с ним шутки плохи, его вряд ли станут доставать.
Люди не могут оставить травмирующие события позади, пока не признают случившегося с ними и не начнут распознавать невидимых демонов, с которыми им приходится бороться. Традиционная психотерапия главным образом сосредоточена на построении истории, которая объясняет, почему человек чувствует себя именно так, или как выразился в 1914 году Зигмунд Фрейд в работе под названием «Воспоминание, повторение и проработка» (32): «Так как пациент переживает [травму], словно она происходит в настоящий момент, наша первостепенная задача в рамках лечения – помочь ему осознать, что она произошла в прошлом». Рассказать случившуюся историю важно; без истории воспоминания застывают во времени, а без воспоминаний невозможно представить, что все может быть иначе. Вместе с тем, как мы видели в четвертой части, пересказ истории о случившемся вовсе не гарантирует, что травматическим воспоминаниям будет положен конец.
Тому есть своя причина. Когда люди вспоминают какое-то рядовое событие, они одновременно не переживают физические ощущения, эмоции, зрительные образы, запахи или звуки, связанные с этим событием. Когда же люди полностью вспоминают свою травму, они заново ее «переживают»: их захватывают сенсорные или эмоциональные элементы прошлого. Снимки мозга Стена и Уте Лоуренс – жертв автомобильной аварии, про которых рассказывалось в четвертой главе, – демонстрируют, как это происходит.
Когда Стен вспоминал эту ужасную аварию, в его мозге отключались два важных участка: область, отвечающая за восприятие времени, благодаря которой человек понимает, что «это было тогда, но сейчас я в безопасности», и другой участок, который интегрирует образы, звуки и ощущения, связанные с травмой, в единую связную историю. Когда эти области мозга отключаются, человек больше не воспринимает событие как историю, у которой есть начало, середина и конец, – оно превращается для него в обрывки ощущений, образов и эмоций.