Кротов не думал о том, что перед ним «черная вдова», мужья которой умирали при невыясненных обстоятельствах. Дама была чертовски умна и привлекательна. Он не понимал, что она читала его, как открытую книгу, и смеялась про себя. Оказавшись с ней в постели, Кротов подумал, что прежде не знал, что такое любовь. Объятия увядающей женщины были горячими и крепкими, поцелуи огненными, губы мягкими и нежными. Кротов признавал, что для своего возраста Ольга выглядела превосходно: свежая смуглая кожа почти без морщин, разве что гусиные лапки, придававшие шарм ее красивому лицу, пухлые губы, гибкое тело. Вспоминая об этом, баронесса говорила себе, что открыла этому молодому человеку мир счастья и удовольствия, мир азарта, мир, в котором возможно все. Он стал жертвой неугасаемого пламени увядающей генеральши, влюбился до безумия, и госпожа Остен-Сакен, как могла, подогревала эту любовь.

Однажды, после горячительных ласк, она как бы невзначай стала вспоминать прошлое и ненароком обмолвилась, что в Петербурге у нее остались влиятельные знакомые, которые вполне могли бы помочь Кротову сделать карьеру. Молодой человек был достаточно честолюбив. Он сразу представил себе другую, столичную жизнь – не гнить же до пенсии в колонии! – и принял решение. Срок возлюбленной подходил к концу, и офицер решил уволиться и рвануть в столицу вместе с ней. Баронесса, по его мнению, знала ответы на все карьерные вопросы. Он даже не подозревал, что до него так думали многие и что Ольга тихо смеялась над любовником, когда оставалась в одиночестве.

Но бедняга об этом не знал, он уволился из колонии, и парочка рванула в Ленинград, потом в Москву и сняла комнатку на окраине города. Молодой возлюбленный вскоре понял, что Ольга его обманула: у нее давно уже не было никаких высоких покровителей. Однако, как ни странно, это не повлияло на их отношения, потому что он стал ее рабом, готовым целовать землю, по которой она ступала. Сначала молодой человек честно пытался найти работу, а потом, поддавшись на уговоры сожительницы, привыкшей ловить рыбку в мутной воде, нырнул вместе с ней в болото мошенничества. Деньги, оставшиеся у Кротова (разумеется, баронесса не собиралась продавать бриллианты из шкатулки), они заплатили таким же мошенникам за изготовление фальшивых бланков и удостоверений, и началась работа по одурачиванию граждан (теперь уже советских). Молодой возлюбленный ходил по нэповским кооперативам, пугал хозяев проверками, и они, до смерти боясь представителей закона, откупались от него хорошими деньгами. Ольга действовала в другом направлении. Она впаривала организациям несуществующие дефицитные товары, но все равно эти сделки приносили мизерные прибыли. Баронесса тосковала по крупному делу, и вскоре они с любовником придумали, как сорвать хороший куш.

Мошенники зарегистрировали в исполкоме предприятие «Смычка», сняли контору на Тверской и дали объявление в газету о продаже за наличный расчет по цене ниже рыночной всевозможных дефицитных товаров. От клиентов не было отбою. Они доверчиво слали предоплату в конвертах, и мошенники, едва успевая выуживать деньги, стали жить на широкую ногу. Ольга поморщилась, вспомнив о том, как они все же попались – не из-за жалоб клиентов, разумеется, не получивших свои товары, а по глупости Кротова, которому взбрело в голову угнать государственный автомобиль. Тогда затея любовника ей понравилась, и она дала ему совет подобрать машину попрестижней: дескать, тогда и их липовая организация тоже станет более престижной. На автомобиле они и попались. Дурак Кротов не придумал ничего лучшего, кроме как попытаться сбежать от милиции (кстати, угнанная машина принадлежала ЧК), и получил пулю в грудь. Было ли Ольге его жалко? Он ведь хотел помочь ей выиграть время, специально подставился чекистам. От злости они буквально изрешетили его красивое тело. Но баронесса, как всегда, не почувствовала и капли жалости. Кротов был мужчиной, а мужчины для нее ничего не значили.

Подвиг бедняги оказался напрасным. Бежать ей не удалось, это и понятно, в пятьдесят с лишним прыть уже не та, а чекисты, как назло, попались крепкие и рослые. Госпожа Остен-Сакен загремела в Бутырку, на суде валила все на подельника, обвинив его в угрозах и насилии. А что касается предприятия «Смычка» – в этом она не участвовала. Иногда Кротов просил ее подготовить какие-то документы, но она и понятия не имела, что негодяй обманывает людей.

В который раз ей удалось уйти от наказания, спасибо следователю, поддавшемуся ее обаянию, и братцу Марку, давно обосновавшемуся в Шувалово под Ленинградом. Он приехал на суд, поручился за сестру и увез ее к себе, правда, ненадолго. Жена Марка, сухая, тощая, как вобла, сразу невзлюбила Ольгу, за что и поплатилась: родственница украла у нее бриллиантовые сережки и деньги и скрылась, не оставив адреса. Да и какой у нее мог быть адрес? Сумма, украденная у жены брата, оказалась мизерной, ее едва хватило на оплату комнаты в Шувалово, и госпожа баронесса, решив, что можно не брезговать кражами – нужно же на что-то существовать! – принялась ходить по соседям на чай, но после каждого посещения этой дамы они обнаруживали пропажу денег или ценных вещей. Стоит ли говорить, что Ольга опять оказалась в тюрьме! Она была слишком слабой и сильно постаревшей, и судья, пожалев женщину, не устававшую повторять, что в свое время она была настоящей революционеркой, потому что грабила богатых, дал условный срок.

Ольга решила вернуться в родной город, теперь называвшийся по-революционному – Ленинград. Женщина могла жить безбедно, потихоньку продавая бриллианты из шкатулки, но желание сохранить коллекцию было сильнее чувства голода и холода, и она, ночуя в подвалах, одеваясь в тряпье, добывала пропитание на помойках. Иногда дни бывали удачными, и ей удавалось выудить остатки белого хлеба, колбасные обрезки или обглоданные кости. Но чаще всего она засыпала, выпив кружку кипятку и пожевав заплесневевшую корочку хлеба. От голода бывшая генеральша находилась в полузабытьи, и единственное, что помогало ей выжить, – ее сокровища, надежно спрятанные в тайнике старого полуразрушенного дома.

Сегодня ей снова не повезло, и бывшая баронесса отправилась на Сенной рынок. Тамошние торговки иногда жалели нищенку и бросали подгнившие фрукты, пирожки недельной давности, которые они уже не могли выдать за свежие, и луковую шелуху, иногда заменявшую ей чай. Снег усиливался, как и мороз, и вскоре недруг всех бедняков Ленинграда нещадно щипал сухое старческое тело. Ольга съежилась, нахохлилась, но упрямо продолжала путь. Сумерки спускались на старый город, но на Сенном торговцы еще не разошлись. Госпожа Остен-Сакен медленно прошла мимо полупустых лотков, но и здесь ей не повезло. Никто не предложил даже черствой горбушки, и Ольга, почувствовав головокружение, оперлась на огромную бочку с квашеной капустой, пряный запах которой вызвал тошноту, и медленно осела на запорошенную снегом землю.

– Гражданочка, здесь нельзя сидеть, – раздался над ней грубый мужской голос, и она с усилием открыла глаза и увидела наклонившегося к ней человека с обрамленным длинной седой бородой лицом. Обвислые усы сосульками падали на рот, шапка-ушанка полностью закрывала лоб. Голос показался баронессе знакомым. Наверное, она встречалась с этим торговцем на Сенном.

– Извините, я просто очень голодна, – прошептала она, делая усилие подняться. Мужчина помог ей встать и, вглядываясь в ее белое, как простыня, лицо, удивленно присвистнул: