В-третьих, те же израильские ученые утверждают, что в Сахаре имеется гораздо больше мест, исконные названия которых напоминают названия стоянок израильтян в Библии, чем в том же Синае.

Наконец, и сама длительность странствий евреев — в течение сорока лет — выглядит с точки зрения этой версии куда более убедительной.

Однако, где бы ни пролегали пути евреев в течение этих сорока лет, главным делом Моисея, согласно религиозной традиции, стало написание за эти годы Торы — того самого Пятикнижия, на котором зиждятся все три авраамические религии — иудаизм, христианство и ислам. Произведенная Моисеем этой книгой революция в мировоззрении, этике, в социальных и прочих областях настолько велика, что жизнь человечества без нее уже просто немыслима.

И вот сейчас пришло время поговорить об этой революции более подробно.

С точки зрения иудаизма, христианства и ислама, Моисей предстает, во-первых, провозвестником подлинного монотеизма, а во-вторых, величайшим духовным учителем и религиозным законодателем, давшим человечеству кардинально новый нравственный да и юридический кодекс, оказавший решающее влияние на формирование общечеловеческих ценностей.

Оба эти принципиальных пункта в разное время по ряду причин оспаривались представителями различных областей знаний — прежде всего, разумеется, религиоведами и историками, придерживающимися порой полярно противоположных мировоззренческих установок.

В первую очередь они оспаривали сам тезис, что Моисей является автором Пятикнижия, не говоря уже об утверждении иудаизма, что вся эта книга от начала до конца была продиктована Моисею самим Богом и вообще была «написана» Всевышним «черным огнем по белому огню» еще до Сотворения мира.

К вопросу о происхождении Торы мы еще вернемся в третьей части этой книги, а пока отметим, что большая часть стоящих на позициях так называемой библейской критики историков и мыслителей убеждена, что текст Пятикнижия является компиляцией нескольких древних источников, ни один из которых не принадлежит перу Моисея; что само еврейское законодательство складывалось постепенно и уже затем было кодифицировано оставшимися безвестными составителями Пятикнижия. Правда, дата этой кодификации постоянно сдвигается в сторону все большей и большей древности. Если еще полтора столетия назад находились те, кто утверждал, что окончательный текст Пятикнижия сложился едва ли не в IV веке до н. э., то затем, ввиду все новых и новых археологических находок и лингвистических исследований Библии, это время было сдвинуто до VI, потом до VII и VIII веков до н. э.

Расшифровка в конце 2009-го — начале 2010 года надписей на глиняных черепках, найденных в Киафе и относящихся к X веку до н. э., показала, что это варианты известных изречений Пятикнижия о необходимости защищать и оказывать помощь пришельцу, сироте и вдове. Надписи на черепках, разумеется, отнюдь не доказывают, что в X веке до н. э. евреи уже обладали каноническим текстом Пятикнижия. Однако они, вне сомнения, свидетельствуют, что в эту эпоху им уже было известно то, что сегодня принято называть «Законом Моисеевым», а значит, не только не опровергают версию о том, что Моисей мог быть автором Пятикнижия, но и увеличивают вероятность того, что это утверждение соответствует действительности.

Однако, пытаясь отнять у Моисея право на авторство одной из величайших книг за всю историю человечества, рационалисты на этом не останавливаются и оспаривают и приоритет Моисея в провозглашении монотеизма.

Так, на протяжении большей части XIX и всего XX столетия последователи марксистско-ленинской философии утверждали, что идея Единственного Бога неминуемо рождается в ходе развития человеческого общества при появлении абсолютной монархии. Таким образом, говорили философы-марксисты, нет ничего удивительного, что рано или поздно к ней пришли евреи. Предельно четко эта мысль была выражена еще Ф. Энгельсом и затем вновь и вновь цитировалась в различных советских учебниках по истории, философии, научному атеизму и т. д.

«Единый Бог, — писал Энгельс, — никогда не был бы осуществлен без единого царя...», а «...единство Бога, контролирующего многочисленные явления природы, объединяющего противоположные силы природы, есть только копия единого восточного деспота, который видимо или действительно объединяет сталкивающихся в своих интересах людей».

При этом ни Энгельс, ни его последователи не задавались вопросом о том, почему же монотеизм возник именно в среде евреев, никогда на самом деле не знавших абсолютной монархии, более того — в форме, отвергающей право любого монарха на абсолютную власть и передающей такую власть закону. В то же время ни в Египте, ни в Ассирии, ни в Вавилоне, ни в пришедшей им на смену Персии, ни, наконец, в Древнем Риме возникновение абсолютных монархий отнюдь не привело к появлению монотеизма. Даже если считать, что фараон Эхнатон и в самом деле исповедовал монотеизм (хотя и далеко не такой последовательный, как монотеизм Моисея), то не стоит забывать, что ему не удалось утвердить эту идею в египетском обществе, вроде бы вполне готовом, если верить Энгельсу, к ее восприятию — протомонотеизм Эхнатона умер вместе с ним. Персидский зороастризм тоже очень далек от подлинного монотеизма, а уж о Древнем Риме с его практикой введения в сонм богов императоров и говорить нечего.

Известный христианский историк религии Э. Ренан высказал любопытную мысль о том, что евреи стали провозвестниками монотеизма исключительно в силу случайных обстоятельств, только потому, что сама жизнь в пустыне, когда человек оказывается один на один с огромными безжизненными пространствами, — такая жизнь, дескать, естественным путем приводит к идее монотеизма. Но и эта идея явно не выдерживает проверки опытом: почему-то ни один из многочисленных народов, населявших Сахару, Калахари и другие известные пустыни планеты, «естественным» путем к монотеизму не пришел.

Таким образом, все попытки принизить религиозный гений Моисея, отказать ему в исключительности личности и роли в мировой истории выглядят не просто натянутыми, но и совершенно бездоказательными, и это, кстати, признают многие честные исследователи.

Несколько иначе обстоит дело с вопросом, насколько революционным и новаторским было законодательство, данное Моисеем евреям. Сторонники версии, согласно которой Моисей вне зависимости от того, кто он по происхождению — еврей или египтянин, был хорошо знаком с египетской и другими древними юридическими системами, довольно убедительно отстаивают мысль, что на самом деле в своем законе Моисей лишь суммировал эти знания.

Вот, например, как доказывал справедливость этой теории известный советский историк А. Б. Ранович в статье «Миф об исходе и Моисее».

«Далее доказано, — писал Ранович, — что "Книга Завета" является одним из многих аналогичных восточных кодексов и испытала на себе значительное влияние со стороны последних. В 1901 — 1902 годах при раскопках в Сузах найдена стела с изображением царя Хаммурапи (около 1750 года до н. э.), получающего законы от бога Шамаша, и с полным текстом этих законов. Законы Хаммурапи в течение долгого времени были на всем Востоке образцом уголовного и гражданского кодекса, каким было, например, римское право, доныне изучаемое в буржуазных странах как совершенный образец. Обрывки кодекса Хаммурапи имеются и от VШ—VП веков: это свидетельствует, что этот свод законов был в обращении через двенадцать-тринадцать веков после его составления и мог послужить образцом для еврейского законодательства. И действительно, при сравнении текста кодекса Хаммурапи и "Книги Завета" мы встречаем текстуальные совпадения, свидетельствующие о заимствовании из кодекса Хаммурапи.