нас есть подлинные фотографии, у нас есть истина. Рок-певец Питер Гэбриэл процитировал формулу, использовавшуюся правительствами Сальвадора и США для сокрытия резни в Эль-Мосоте в 1981 году: «Одних слов недостаточно. Нет ни фотографий, ни видеозаписи. Доказательства отсутствуют». Прошло десять лет, прежде чем были найдены замученные и изуродованные тела. Он продолжал:

«Теперь у нас есть фотографии. У нас есть правда.... Камера в правильных руках в нужное время в нужном месте может быть мощнее танков и пушек. Сила правды опасна. В романе Оруэлла «1984» власть предержащие контролировали людей, наблюдая за каждым их движением. Теперь люди могут наблюдать, быть свидетелями и сообщать о тех, кто находится у власти. С помощью Witness мы доставляем уведомления правительствам. Мы наблюдаем, чтобы они больше не могли скрывать свои дела, мы наблюдаем»[367].

Но жизнь не так проста, когда убеждения Просвещения сталкиваются с реальностью позднего модерна. Рассмотрим «эффект Родни Кинга».

В 1991 году на улице Лос-Анджелеса прохожий достал видео-камеру и записал – в любительском стиле, но совершенно четко – яркие, продолжительные кадры, на которых четверо полицейских вытаскивают из машины не сопротивляющегося чернокожего подозреваемого Родни Кинга и жестоко избивают его на улице. Любой просмотр неотредактированного видео – по крайней мере, так казалось – приведет к одним и тем же интерпретациям: «нападение», «злоупотребление властью», «нарушение гражданских свобод», «полицейское насилие» или «расизм»[368]. Но исходный материал события (включая видеозапись) еще не был обработан и интерпретирован. Это событие было немедленно включено в давнюю политическую дискуссию о предполагаемом расизме в полицейском управлении Лос-Анджелеса. Организационные и идеологические интересы прочно укоренились, когда специально выбранное жюри – белые и разгневанные граждане из пригорода – услышало доказательства и посмотрело видео. Они отреклись от того, что видели (именно так, как Фрейд понимал «отречение»). Закон позволил очевидную интерпретацию обсуждать, реконструировать и в конечном итоге отрицать. Полицейские были оправданы. Свидетель ошибся: мистер Кинг был преступником, а не жертвой.

Последствия выходят далеко за рамки этого конкретного юридического вердикта. Ценности таких действий как свидетельствовать и говорить правду принадлежат более простой эпохе. Они внедряются в моральную культуру, слишком скомпрометированную, чтобы ее можно было спасти с помощью достоверной информации, передаваемой «электронными свидетелями». Программа Witness утверждала, что видеоматериалы (массовая эксгумация могил в Вуковаре, уличные демонстрации в Гватемале и свидетельства пыток в сельской местности Гаити) могут быть использованы для «повышения уважения к основным правам человека путем привлечения внимания общественности к изображениям жестокости». Но говорить правду, как обнаружил Ян Карский, – это не то же самое, что верить. А изображения, как обнаружил Родни Кинг, можно дезавуировать так же, как и слова. Более того, превращение одного явления (образов жестокости) в другое (уважение прав человека) вряд ли можно считать чем-то само собой разумеющимся, так же как изображение голодающего африканского ребенка все еще не может служить символом социальной несправедливости.

Растущая осведомленность международного сообщества о зверствах и страданиях, распространение новых информационных технологий и глобализация средств массовой информации действительно означают, что за суверенными государствами (или за некоторыми из них) «следят» как никогда раньше. Но и представить эту информацию сложнее, чем когда-либо ранее. Подобных изображений множество; грань между вымыслом и фактом размыта (реконструкции, фактоиды и документальные драмы); «реальность» всегда заключена в кавычки, а мультикультурализм способствует расцвету многих истин. Рок-звезды больше, чем большинство людей, должны что-то знать об изображениях.

Проблема даже более размыта. За исключением нескольких тысяч ученых, которые воспринимают постмодернистскую эпистемологию буквально, ни один здравомыслящий человек всерьез не подвергает сомнению правдивые утверждения о, скажем, детской смертности в Бангладеш. Буквального отрицания не существует. Наоборот, препятствием к действию является то, что вы слишком часто слышали эту информацию и каждый раз ей верили. Вы устали от того, что вам говорят правду.

Усталость от правды

Свидетельствование и воспроизведение истины – это когнитивные проекты: как передать реальность, которую невозможно отрицать. Но что, если продолжающееся воздействие этой реальности в конечном итоге приглушит нашу моральную и эмоциональную восприимчивость к дальнейшим образам страданий? Тезис популистской психологии об «усталости от сострадания» построен на трех пересекающихся концепциях: информационная перегрузка, нормализация и уплотнение.

Информационная перегрузка, входная перегрузка, насыщение

Понятие информационной перегрузки первоначально использовалось психологами для обозначения количества и интенсивности внешних стимулов, которые превышают нашу умственную способность концентрировать внимание[369]. Когнитивные требования повседневной жизни подавляют способность ума справляться с каждым объектом. Столкнувшись с этим наплывом стимулов, люди впадают в то, что Зиммель назвал «городским трансом»: состояние эгоцентризма, характеризующееся отсутствием реакции. Такие термины, как «выключение» или «отключение», применимы как к вашему разуму, так и к пульту дистанционного управления телевизором.

Однако отключение не означает «выключение». Теория отрицания и здравый смысл признают, что очевидным решением проблемы перегрузки внешними возбуждениями является выборочное забвение. Если вы настроитесь на сообщения на конкретную тему – статистику крикета или сюжеты фильмов – объем информации, которую вы можете получить, не ограничен. Отключиться, чтобы избежать тревожной или нерелевантной информации, сложнее. Мы действительно можем «приучить» себя проходить мимо бездомных нищих, как будто их там нет. Но это означает (даже логика и грамматика сложны), что нам однажды пришлось узнать то, что мы больше не хотим знать. Сильный тезис предполагает, что на самом деле мы вообще не замечаем присутствия нищих. В более слабой версии, подразумеваемой понятием «как если бы», мы очевидно осознаем их присутствие – но этой мгновенной регистрации «не позволено» воздействовать, не говоря уже о том, чтобы полностью занимать наше осознание. Изображение не меняет общий когнитивный каркас. Оно передается на огромный склад вещей, обозначенных как неуместные или слишком тревожные, чтобы о них думать или помнить.

Модель перегрузки/выключения применяется к медиатекстам и изображениям, а также к уличным сценкам и образам. Родственная идея насыщения аудитории широко используется, особенно профессионалами СМИ. Зрители смотрят телевизионный документальный фильм, в котором показаны дети, которым оторвало ноги на минах; к шестому ребенку они чувствуют, что у них заканчивается психическое пространство на «диске»; разум больше не может справляться; они переключаются на другой канал. Но если перейти от информационных технологий к более беспощадной фрейдистской логике, им никогда не удастся полностью стереть то, что они когда-то узнали.

В чисто количественном смысле тезис о перегрузке нелеп. Это означает, что у отдельных людей и целых обществ есть регуляторы, которые отключаются, когда поступает слишком много информации. Это противоречит всем теориям познания и памяти. Это даже не лучшая метафора: ванны наполняются и переливаются; умы и культуры этого не делают.

Нормализация и рутинизация

Нормализация – гораздо более богатая концепция, чем