Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он предпочел ее бросить. Что ты делаешь, мальчик?
Тэо достал огниво:
– Раз опасности нет, я хочу немного света. На стене какие-то надписи.
– Это ты думаешь, что опасности нет, – возразила сойка тоном, в котором звучало предупреждение. – Да и зачем тебе эти надписи, скажи на милость? Шестеро лишили асторэ умения читать.
– Не нужен свет, – Шерон только теперь обратила внимание на темные буквы, испортившие мраморную стену. – Я и так прочту. Здесь…
Она застыла, хмурясь, произнесла хриплым странным голосом:
– Здесь старое наречие. Написано: «Гвинт принял вызов и прошел город Шепота, закончив путь в Собрании таувинов. Месяц Креста. И вот тому доказательство». Хм… здесь рисунок. Крыса. Это ведь его символ?
– Глупость какая-то, – нахмурился Тэо. – Это же совершенно несовместимые вещи. Получается, один из учеников Скованного пришел в Аркус.
– «Принял вызов», – поправила Шерон. – Может, это было испытание. Или какая-то юношеская глупость.
– Пусть так. Но Собрание таувинов. То есть здание! Это здание.
– Ага. И задницами рыцари света сидели на тех каменных постаментах, – ухмыльнулась Лавиани. Ее отчего-то рассмешила подобная картина.
– Невозможно, – покачал головой акробат. – Всем известно, что таувины появились после падения Вэйрэна! Их создали при учениках Шестерых, во времена великих волшебников.
Шерон вспомнила Битву на бледных равнинах Даула, мужчину с татуировками, брата Мерк. Рыцарей, что сражались на поле боя. И покачала головой. Нет. Тэо не прав. Легенды не правы.
Лавиани только фыркнула:
– И вместе с тем Гвинт считал, что он не ошибся адресочком и пришел в нужное место. Не думаешь, что предания искажены или попросту врут? Или их во время Катаклизма забыли и придумали заново? Да и какая тебе разница? Ну вот честно? Существовали ли рыцари света тысячу лет назад или две? Нам от всей этой истории ни горячо ни холодно. Статуэтка у нас, и предлагаю уходить из города, как только закончится дождь. Хотя я бы и сейчас уже начала двигаться, но вы у меня сахарные, и я боюсь, что раскиснете от лишней влаги. Тут еще что-то нацарапано. И другим почерком.
– «Нейси, Лавьенда и Арила приняли вызов и выполнили условия задания, – прочла Шерон. – Месяц Единорога. И вот тому доказательство».
На стене было три отпечатка женских ладоней. Словно мрамор растаял при касании к нему. Один из следов сразу привлек ее внимание, и Шерон приложила к нему руку. Отпечаток оказался идеален, словно перчатка.
Она знала, кому из трех женщин он принадлежал.
Ариле.
Она шла вдоль стены, завороженная, читая надпись за надписью хриплым голосом.
– «Марид принял вызов и пробежал город быстрее вас. Месяц Единорога. И вот тому доказательство». «Кам. Месяц Соловья». Он лаконичен, как и все воины. – Шерон вспомнила нежить с алебардой, которой стал великий волшебник. – Хотя нет. Вот еще подобное: «Прошел город Шепота. Т.» Тэ? Тион, полагаю? Даже месяц не указал.
Она шла дальше, произнося имя за именем. Волшебники, о которых слышала лишь однажды, в какой-то старой истории, или же вообще не слышала никогда. Эрис, Ми, Лераз, Вандер… У Скованного было много учеников, и все они оказались по разные стороны, когда началась Война Гнева. И все погибли, исчезнув в вечности, но оставив свои имена в заброшенном городе.
Указывающая вспомнила, как проплывала на пароме под зонтичным куполом, вырастающим прямо из моря. И фреску. Молодые люди в свободных черных одеждах, летящие на крылатых белоснежных львах. Сквозь огненный дождь, рубя сияющими мечами, закрываясь золотыми щитами от алых молний.
Молодость, сила, надежда. Вот что она увидела тогда. А еще печаль и горечь из-за навсегда утраченного.
Сейчас же внезапно Шерон осознала, что эти люди в большинстве своем были не старше ее нынешней. И на их долю выпало не меньше испытаний. Они тоже принимали тяжелые решения, совершали ошибки и… Она подумала о том, что впереди, там, где-то за картиной, полной ярости, надежды и благородства, никого из них не ожидало ничего хорошего.
Нэко погибла у Мокрого Камня, Кам пал, сражаясь на Тропе Любви, Нейси убили в темнице, Гвинт исчез, Марид был казнен Скованным, Тион выжег себя и умер. Арила… Арила ушла первой, спровоцировав все следующие смерти. Лишь Войс уцелел.
Она остановилась и прочла свистящим шепотом:
– «Войс принял вызов, и ветер провел его через эти жалкие развалины, которых так боится старшая сестренка. Но в отличие от вас, братья и сестры, он нашел для меня кое-что интересное. И доказательство тому я принесу в Талорис. Месяц Тени, и чего там еще вам надо было написать».
– Фламинго, – понимающе хмыкнула Лавиани.
Шерон же тяжело было поверить, что он стоял здесь. В те времена, когда ее еще не было на свете. В другую эпоху.
– Фламинго? – заинтересовалась Бланка.
– Не важно, – ответила сойка.
– Ведь ты так называла Мильвио. Я помню.
– Говорю – не важно! – разозлилась сойка, уже понимая, что с госпожой Эрбет такие фокусы не пройдут. Она отнюдь не дура, продолжит задавать вопросы и в итоге, даже если не получит ответов, самостоятельно сможет прийти к некоторым выводами. Или хотя бы догадкам. К тому же в ней снова проснулась ненависть и злость не то к Тэо, не то к этому месту. Лавиани не находила себе покоя, и ей опять почудилось движение теней в дальнем конце коридора. Проклятый город стоило оставить за спиной. – Здесь последняя надпись, девочка. Переведи, и идем отсюда.
Шерон пробежалась по строчкам взглядом и прочла:
– «Вы большие дураки. Если кто-то после меня придет сюда – знайте это и не сомневайтесь. Как и то, что я расскажу о вашей глупости старшим, едва только вернусь отсюда, и доказательством тому будут ваши наказания в школе. И я спою об этом событии песню в назидание новому поколению. Город, проклятый Шестерыми, – не место для дураков. Это мир шауттов и мэлгов. Проваливайте. Нэко».
Лавиани нахмурилась и взяла из руки Тэо огниво, а затем резко ударила кресалом о кремень.
По коридору, освещая их лица, разлетелись ярко-синие искры.
Ложь столь же опасна, как благие дела. И то и другое довольно часто приводит к катастрофе. Даже если мы этого не желаем.
Так было в прошлом. Так есть в настоящем. А будущее? Будущее все пронизано тем, что сделано сейчас. Расплачиваться и нам, и тем, кто будет жить после нас.
Дэйт не собирался подслушивать. У него и мыслей таких не было.
Устав после целого дня пути и всего пережитого на равнине, с трудом съел тарелку рыбной похлебки и, прожевав колбасу, показавшуюся совершенно безвкусной, сопровождаемый немногословным Говертом, зашел в пустую, плохо протопленную казарму привратной стражи Балка. Несколько лежанок, груда теплых одеял, тусклый свет от масляной лампы, раздававшей его со скупой экономностью нищенки.