Шрифт:
Интервал:
Закладка:
795. Отъезд
пара рук
и женщина меж ними однозначны
порыв того же вещества
за ними пропасть превращений
паденьем спелого объятия
последний мост преодолен
но профиль красоты зачеркнут
прощение очнулось ото сна
взошло созвездье угрызений
дистанция и время стали плотью
и следовательно пищей для червей
но это после декаданса
тем временем
над кончиками пальцев
витает легкий аромат
а руки расставания молчат
796. Где прошлогодний поезд?
кто цифрам доверится тот пропал
расписание выдумка дьявола
взимающего налог с влюбленных
сначала грош минут
потом по целой вечности
в придачу пару исторических эпох
давно ль дышали наши предки
листья еще колышутся
но луна разлуки взошла в душе
расстояние от фотографии до тебя непреодолимо
смеркается эхо заходящего поезда
недавнего как поражение наполеона
797. Дневной оскал
жилы дня от натуги синеют
мускулы неба сгибают поля
мятежные мысли срываются вихрем
смущая как трупные стаи ворон
полностью склеваны звездные зерна
жесткие хлопья под тучей летают
я в поле как водится один
чувствую пульс торопливого воздуха
ветер рубашку мою надевает
летит к горизонту
и белым взмахнув рукавом
черной опушкой себя оправляет
798–800. Три арпеджио
* * *
фарфоровая точка опоры
начинает отсчет молока
с внутренней стороны щеки
разборчивого младенца
* * *
мальчику жарко хочется пить
ночь как паук его обняла
фигура размером с город
стоит у его изголовья
* * *
душа болит за современников
они превращаются в камни и строки
создают культурный слой
по которому я еще гарцую
801
старайся слушать землю
благодари за кроткий нрав
мелкие грешки отправив
планетно люби землю
по которой ходишь временно
люби кривизну шаровидность
невероятную круглоту
что по милости держит
мельчайшую на свете мелочь
прилипшую к ее поверхности
мошкару на ветровом стекле
802. Готические руины
трещины камней открытых удивлению
в объятьях геометрии находок
очерчены законом новизны
архитектура чувств
и привкус невозможного
неутолимых арок твердый интеллект
ведут к переоценке
великая свобода облаков
зовет по птичьим трассам
в певучие края
тем временем
плененное пространство
возвращает нас к отцам
к их обмелевшему закону
что породил течение камней
мы в облаках из камня сбитых
на них
рисунок пограничный
спешит за ящерицей в щель
и слабостью своей непобедимой
благословляет линию изгиба
поверхность нам дана взамен глубин
она обносится и обновится
подарит все чего мы не знаем
н ничего
что не хотим
803
ны на не
мычим мы стонно
и крадемся вдоль опушки страха-смысла
затишье бури льстит но мы страдаем
робостью приговоренного к движению вещей
и поступаем без задоринки по-своему
не нарочно
а по прихоти насущного мычания непонятных слов
похожих на царапины на небе
ны на не
804
когда цветы из рук летят на ветер
мы высекаем молнию в душе
но так глубоко и так нежно
что гром играет танго вальсом
отдавшись в теле ломотой
и нам неясно как мы терпим
здесь связь такая
пол цветов и подсознанье рук
и слов вещественность
стихов недолговечность
не просто столкновенье фраз
а высеканье искр
прошедших дней зарницы
огни душевных перемен
причин от следствий отделенье
переплетение времен
перетасованных опять
есть цели чтобы не попасть
но целимся старательно
сдаемся темному инстинкту
и попадаем приблизительно
и хвалимся чтоб скрыть смущение
от мелкой жажды результата
мишень уязвлена
она дорога к совершенству
а жизнь стрельба обычно около
и страшно попаданье
счастливчики в гипнозе
я цель осуществленная
с дыркой в сердце
805
если мир неповторим
то он не отразится просто
но угловато округленно
скорее как событие
происходящее сплетенно тесно
путем пушистого прохода
где листики щекочут
а руки трогательно слепы
и ноги с хрустом утопают
в слоях зимы и осени
но сладость переходит в горечь
пирожное воображения
съедается поспешно
в деталях крошки повторяют мир
но скромно и курьезно
с какой-то высшей целью
неясно отраженной
806. Добродетель поэта
я наклонился над полями
поправил листик
причесал траву
я облака задел
они сырые были
после руку протянул в овраг
в шероховатые глубины
и бабочку избавил
от объятий паука
807. Звуки на воле
(на концерте Губайдулиной)
а этот
все ждет
выжидает
и медлит медово бессменно
потом незаметно меняет сомненье на медную месть
гремит колокольно
где смертная тишь давно отломилась в пропасть —
сперва нетерпение сердца сжималось в ком
затем рывком
на свободу конца
и сонно природа постлала
бархатную бесконечность
пересыпанную колокольчиками
и
снова бессонный стон дня
вызванивал как-то струнно
после был блеск
после был всплеск
сияние полнолунное
детали ночные виднелись хрупко
и редкая радость звучала нетленно
на