Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но ведь обычные лошади как-то переносят зиму. Они не привыкли жить в пещерах, Эйла, – пытаясь рассуждать здраво, заметил Джондалар.
– Да, и поэтому зимой погибает так много лошадей, хотя они и пережидают непогоду в защищенных от ветра местах. Уинни и Удалец всегда могли укрыться в теплом сухом месте в случае необходимости. Они не привыкли скитаться по заснеженным степям вместе со стадом. И здесь им будет плохо… Да и мне тоже. Ты говорил, что мы сможем уйти в любое время. Я хочу вернуться в свою долину.
– Эйла, но разве нас здесь плохо приняли? Ведь большинство людей были добры и великодушны.
– Ты прав, к нам отнеслись хорошо. Мамутои стараются быть великодушными к своим гостям, но мы остановились у них только на время, и сейчас настала пора двигаться в обратный путь.
Озабоченно нахмурившись и опустив глаза, Джондалар переминался с ноги на ногу. Ему хотелось сказать кое-что, но он не знал, как лучше выразиться.
– Эйла… Ну… Я же говорил тебе, что нечто неприятное может случиться, если ты… если ты начнешь рассказывать о… ну… о людях, с которыми жила раньше. Большинство людей не привыкли относиться к ним… так, как ты. – Он взглянул на нее. – Если бы ты ничего не рассказывала…
– Но, Джондалар, если бы не клан, то я могла бы умереть! И ты говоришь мне, что я должна стыдиться людей, которые спасли и вырастили меня? Ты думаешь, что у Изы меньше человеческих качеств, чем у Неззи? – запальчиво воскликнула Эйла.
– Нет-нет. Конечно, я так не думаю, Эйла. Я и не говорил, что тебе надо стыдиться, я просто говорил… Я имею в виду, что… тебе лучше не рассказывать о клане тем людям, которые не понимают, что…
– Я не уверена, что даже ты понимаешь. О ком, ты считаешь, мне следует говорить, когда меня спрашивают, кто я? Из какого я племени? Где я родилась? Я больше не принадлежу к клану… Бруд проклял меня, и для них я мертва. Но мне же надо как-то жить дальше! По крайней мере, клан в конце концов признал меня целительницей, там мне разрешали лечить больных. А здесь живет женщина, которая нуждается в моей помощи. Знаешь, как ужасно видеть ее страдания и быть не в состоянии помочь ей из-за этого глупого упрямца? Я же целительница, Джондалар! – в беспомощном отчаянии воскликнула она и сердито отвернулась к лошади.
Из земляного дома появилась Лэти и, увидев, что Эйла занимается с лошадьми, поспешила к ней.
– Я могу помочь тебе? – широко улыбаясь, спросила девочка.
Вспомнив, что вчера вечером она сама попросила Лэти о помощи, Эйла постаралась успокоиться.
– Не думаю, что теперь мне понадобится помощь. Мы недолго останемся здесь, скоро отправимся в путь, – сказала она, переходя на язык мамутои.
Лэти расстроенно потупилась.
– О… ну… тогда я не буду вам мешать, – сказала она, отступая назад к дому.
Эйла увидела ее разочарование.
– Но правда, лошадей еще нужно расчесать. И к тому же они совсем обледенели. Может быть, сегодня ты сможешь помочь мне?
– О, конечно, – вновь улыбнувшись, сказала Лэти. – Что мне надо делать?
– Видишь, там, на земле у стены, лежат сухие стебли?
– Ты имеешь в виду ворсянку? – спросила Лэти, поднимая подмерзший засохший стебель с сухой колючей шишечкой.
– Да, я нарвала их на берегу. Из этой шишечки получается хорошая щетка. Сломай вот так. Удобнее держать ее в кусочке кожи, – пояснила Эйла. Затем она подвела Лэти к Удальцу и показала, как правильно держать шишку ворсянки, чтобы расчесать мохнатую зимнюю шерсть лошади. Джондалар стоял рядом, успокаивающе похлопывая жеребенка, чтобы тот не испугался непривычных прикосновений незнакомого человека, а Эйла, вернувшись к своему занятию, продолжала снимать с Уинни сосульки и расчесывать ее спутанную шерсть.
Присутствие Лэти временно прервало их разговор об отъезде, и Джондалар был даже рад этому. Он чувствовал, что наговорил больше, чем следовало, и вообще неудачно выразился, поэтому пребывал сейчас в полной растерянности. Ему не хотелось, чтобы Эйла покинула стоянку в таком настроении. Если она уйдет прямо сейчас, то, возможно, уже никогда не захочет покинуть свою долину. И как ни сильна была его любовь к ней, Джондалар не знал, сможет ли провести всю оставшуюся жизнь вдали от людей. И, кроме того, он считал, что Эйле тоже не следует уединяться. «Ее так хорошо приняли, – думал он, – и, в сущности, ее признает любое племя, даже зеландонии. Если только она не будет рассказывать о… Но она права. Что еще она может сказать, если кто-то спросит, из какого она племени?» Джондалар понимал: приведи он ее в родное племя, там любой может спросить об этом.
– Эйла, а ты всегда снимаешь льдинки с их шкур? – спросила Лэти.
– Нет, не всегда. Когда в долине плохая погода, лошади живут со мной в пещере. Здесь у вас нет для них места, – сказала Эйла. – Скоро я отправлюсь в путь, к себе домой. Когда погода наладится.
Неззи, направляясь к выходу из жилища, проходила через помещение кухонного очага, но остановилась возле самого выхода, прислушиваясь к доносившемуся снаружи разговору. Она боялась, что после событий вчерашней ночи Эйла вполне может решить покинуть их, а это означало, что не будет больше уроков языка жестов ни для Ридага, ни для кого другого. Неззи уже заметила, как изменилось отношение людей к ее мальчику, когда они научились говорить с ним. Конечно, Фребек не в счет. «И зачем я только уговорила Талута пригласить эту семейку жить на нашей стоянке… – с сожалением подумала она. – Хотя куда бы пошла Фрали, если бы я этого не сделала? Она неважно себя чувствует. Эта беременность проходит у нее тяжело».
– Может быть, тебе не стоит уходить, Эйла? – спросила Лэти. – Может, нам удастся построить для них укрытие.
– А ведь верно, – поддержал девочку Джондалар. – Совсем нетрудно поставить для них палатку или соорудить навес где-нибудь недалеко от входа, такое укрытие защитит их от ветров и снегопадов.
– Не думаю, что Фребек согласится жить по соседству с животными, – язвительно сказала Эйла.
– Но Фребек – единственный, у кого могут возникнуть возражения, – сказал Джондалар.
– Да, но Фребек принадлежит к племени мамутои, а я – нет.
Никто не стал спорить с этим утверждением, но Лэти вспыхнула от стыда за свою стоянку.
Неззи, так и не выйдя из дома, поспешила назад к Львиному очагу. Только что проснувшийся Талут