Интересное сравнение – хрусталик в глазу, решил Иван. Надо будет как-нибудь использовать.

– Ну а это я, – завершил повествование начальник службы безопасности, показывая на краешек фотографии. – Сегодня будете отчеты принимать? Или уже завтра с утра? Еще с секретариатом надо вас познакомить.

– А еще есть секретариат? – испугался Иван.

– Целая команда, – весело ответил Масленников, – да все такие красавицы!

– Красавицы? – изумился Иван. – Вот уж никогда бы не подумал. Для чего дяде было набирать красавиц, когда он всю жизнь любил одну женщину?

– Да они для него были не женщины, а просто красивый антураж. Он любил все украшать. Вот приедет в какой-нибудь цех, а там на столах микроскопы, паяльники, разные инструменты, ну, в общем, рабочая обстановка. А стены голые, неуютно. Он поглядит-поглядит и прикажет начальнику производства купить на стены картины или развесить фотографии самых удачных изделий. Вот и получается красиво. А потом еще лично приедет проверить. Хотя главное для него было – качество. Качество – гарантия успеха. Этот лозунг у нас висел в холле, потом убрали.

И правда, вокруг дяди всегда были только радующие глаз вещи: красивая мебель, какие-то сложные драпировки на окнах, удивительно светлые картины. Он изыскано одевался сам и так же со вкусом одевал свою Анечку. Признавал только мужчин-модельеров и парикмахеров. Именно мужчин. Никаких женоподобных стилистов с силиконовыми губами знать не хотел. А они напрашивались на знакомство, лезли в круг, мелькали перед глазами на официальных тусовках, в общем, суетились. Именно суету и бессмысленную тусовку Петр Горчаков не любил.

– Ну, пошли знакомиться с секретариатом, – вставая из-за стола, сказал Иван.

По ковровой дорожке (красного цвета середина, окаймленная зеленым), остро напоминающей почемуто высокохудожественные фильмы о сталинских временах, Иван дошел до двери, привычным жестом поправляя галстук и застегивая пуговицу на пиджаке. Перед дверью он поднял глаза на стену. В его кабинете в Берлине на этом месте висел застекленный пейзаж темных тонов, который, если смотреть на него под определенным углом, выполнял для Ивана роль зеркала. Это была его личная придумка. В официальном кабинете настоящее зеркало не повесишь, а внешний вид дипломата – лицо страны, не больше, не меньше. Поэтому и ритуал – галстук, пуговицы, блеск обуви, прическа. В холдинге все было, наверное, проще, но привычка, как известно, – вторая натура.

Секретариат – шесть, целых шесть! молодых красавиц – выстроились перед стойкой регистрации посетителей. Все были одеты в форменную одежду. Цвета холдинга – серебристый с зеленым – бриллиант с изумрудом. Высокие каблуки (Господи, как они на этом ходят?!), строгие юбки ниже колена, блузки, шейные платочки, корректный дневной макияж. Все правильно. Серьезный холдинг – серьезный секретариат.

Девушка, которая стояла в шеренге справа, вышла слегка вперед и сказала:

– Добро пожаловать, Иван Ильич, в наш коллектив. Разрешите представить ваших помощниц. Меня зовут Александра. Я возглавляю секретариат. По всем вопросам вы можете обращаться ко мне. Это…

Она продолжала говорить, представляя девушек. Иван сразу перестал ее слушать, машинально кивая при каждом новом имени. Он все равно не запомнит их. Уж лучше будет по всем вопросам обращаться к Александре, а остальных, может быть, узнает как-нибудь потом. Наконец, процесс знакомства завершился, Иван кивком поблагодарил начальницу и вернулся в кабинет.

Вот сейчас ему надо сделать начальнику охраны предложение, к которому тот неизвестно, как отнесется.

– Григорий Владимирович, я хочу вас попросить об одолжении, – сказал Иван, немного подумав.

– Слушаю, вас, Иван Ильич.

– Дело в том, что милиция возобновила расследование убийства моих родственников. Ну, вы знаете, что произошло еще два убийства, да и вообще, вокруг моей персоны творится какая-то неразбериха. Поэтому майор Пронин предлагает ввести своего человека в холдинг. Его надо ввести в службу охраны. Вы не возражаете?

– Конечно, нет, – не раздумывая, ответил Григорий Владимирович.

– Что – нет, – уточнил Иван, – нет, не возражаю, или нет, возражаю?

Начальник охраны засмеялся:

– Надо ухо востро держать с вами, дипломатами, только точными формулировками пользоваться. Нет, не возражаю. То есть выражаю глубокое удовлетворение по поводу вашего предложения.

А он не прост, подумал Иван. Ох, не прост. И, наверное, Алексей Пронин не выразит ему, Ивану, глубокого удовлетворения по поводу такой поспешной инициативы. Может быть, он хотел ввести сотрудника нелегально, а Иван все ему испортил. Но было уже поздно что-либо менять Слово – не воробей, улетит, пока горячо.

– Вот и хорошо, завтра или послезавтра в вашем подчинении появится новый сотрудник. Как говорится, прошу любить и жаловать.

– Хорошо, я окажу ему всяческое содействие в расследовании, – ответил Григорий Владимирович, переходя с дружеского тона на официальный.

– Эти фотографии я, с вашего позволения, оставлю у себя, – подвел итоги беседы Иван.

– Кого-нибудь еще на сегодня пригласить? – спросил Масленников.

Иван взглянул на часы:

– Да нет, сегодня я уже переполнил информацией свои мозги. Да и обедать пора.

– Вот еще что, – как-то нерешительно сказал Григорий Владимирович. – Не знаю даже, как сказать.

– Говорите, как можете.

– В общем, насчет Ландыш Юсуповны Мирзоевой. Иван уже вышел из-за стола, но вернулся и присел на краешек кресла. Что «насчет Ландыш»?

– Слушаю вас, Григорий Владимирович, внимательно.

– Так вот, Ландыш Юсуповна…

В кабинете Алексея на жестком стуле, который держали специально для допросов, маялась, пытаясь усидеть, Лидия Машкова. Алексей неторопливо перебирал на столе бумаги, говорил по телефону, искал что-то в ящике, делал записи в блокноте. Он видел, что Лидии неудобно: она не знает, куда деть сумку, как поставить ноги. Но он продолжал свои упражнения с предметами, как будто не обращая на нее внимания.

На редкость неудобный стул притащили прошлой осенью оперативники из кабинета полковника Сухомлина. Было замечено, что этот предмет мебели невыгодно отличается от своих собратьев. То ли делал его на практике какой-то пэтэушник, то ли он просто не удался, но сидеть на нем никто не мог. И если ктото по недомыслию или незнанию усаживался, то либо сразу старался пересесть, либо, если свободных мест не было, мучился до конца совещания, ерзая и мечтая, чтобы наконец прозвучала фраза «все свободны». Причем внешних изъянов у стула не было. А сидеть на нем все равно было неудобно. «Допрашиваемые в качестве подозреваемых» тоже испытывали дискомфорт, который усугублял тревожное состояние во время допроса, поэтому «спецстул» использовали как «дополнительный фактор психологического воздействия».

– Документы у вас с собой есть? – спросил наконец Алексей.