Когда рифленая жестяная дверь ангара с шумом распахнулась, Рид обернулся. Алекс стояла в дверном проеме на фоне заходящего солнца, лицо ее было в тени, но, и не видя ее лица, он понял, что она в ярости и дрожит, как натянутая струна. Яркий свет падал на ее волосы, и, казалось, они потрескивают, словно пламя.

Рид спокойно домыл руки в металлическом умывальнике, ополоснул их и вытащил из автомата бумажное полотенце.

— Чему обязан столь неожиданным удовольствием? — любезно спросил он.

— Вы лжец и, очевидно, мошенник, а может быть, и убийца.

— Ну, такое мнение у вас сложилось обо мне с самого начала. Скажите что-нибудь новенькое.

Он опустился на табуретку и зацепился каблуками сапог за ее нижнюю перекладину. Его руки машинально скользили вверх и вниз по бедрам. Ни разу в жизни у него не было столь сильного желания прикоснуться к женщине.

Она воинственно двинулась на него — сгусток трепещущей энергии. Внешне хрупкая, она излучала столько жизненной силы, что он почти физически ощущал ладонями ее упругую кожу. Ему хотелось схватить ее за волосы, губами смять этот изрекающий умные слова рот и целовать, целовать без конца.

На Алекс был меховой жакет, вид которого всегда вызывал у него эротическое возбуждение. Джинсы, как перчатки, обтягивали ее бедра, которым он мог бы придумать работенку поинтереснее, чем служить опорой для женщины, готовой разразиться гневной тирадой.

Когда между ними оставалось всего несколько дюймов, она сунула ему в лицо листок бумаги. Рид узнал письмо от обеспокоенных горожан, которое она получила вскоре после приезда в Пурселл.

Ярость просто распирала ее. В общем-то, он этого ждал. Как только она все вычислила, разговор начистоту стал неизбежен.

— Я знала, что здесь что-то не то, — процедила она сквозь зубы, — но сегодня, просматривая материалы в поисках каких-либо зацепок, я наконец поняла, что тут не стыкуется.

Он сложил руки на груди, делая вид, что не чувствует ее дразнящего запаха, который просто сводил его с ума.

— И что же?

— В этом письме упоминается аэродром Моу Блейкли, — сказала она, тыча пальцем в машинописный текст. — Но сам Моу Блейкли письма не подписал.

— Ему трудновато было это сделать, поскольку он умер почти семь лет назад.

— Моу Блейкли — это тот самый старик, о котором вы мне рассказывали, да? Тот, что учил вас летать и угощал клубничным лимонадом?

— Попали в самое яблочко.

— Этот аэродром принадлежит вам, мистер Ламберт.

— Да, со всеми его тарантулами и перекати-поле, Моу завещал его мне. Вы удивлены?

— Поражена.

— Да здесь почти все были поражены. Некоторые были просто вне себя — те, кому очень хотелось прибрать к рукам эту недвижимость. В то время везде бурили дырки в земле, под каждой скалой искали нефть.

— Мы с вами уже обсуждали это письмо, — продолжала она резким тоном. — Вы сказали, что письмо уже видели, но при этом забыли упомянуть, что ваше предприятие тут тоже указано.

— Люди, составлявшие письмо, со мной не посоветовались. А то бы я им велел не впутывать меня в это дело.

— Почему? Вы ведь настроены точно так же, как они.

— Верно, только я не сторонник скрытых угроз. Я сказал вам в лицо, чтобы вы поскорей убирались в Остин. К тому же я не люблю коллективных акций, отродясь их не любил. Коллективные выступления не в моем духе.

— И все же это не объясняет, почему вы от меня утаили, что этот аэродром принадлежит вам, ведь у вас было столько возможностей сказать об этом.

— Не сказал, потому что знал, что вы сделаете из мухи слона.

Она выпрямилась.

— Не собираюсь делать никакого слона, но мне известно, что этот аэродром законно принадлежит вам и вы строите большие планы по его расширению и модернизации.

С его лица исчезла улыбка; он медленно слез с табурета и встал, возвышаясь над ней. Его глаза холодно смотрели на Алекс.

— Как вы узнали об этом?

— А я прилежно поработала сегодня. Представившись вашей секретаршей, я позвонила в три пассажирские авиакомпании и спросила, рассмотрели ли они наше заявление. Если бы они ничего о вас не слышали, я бы поняла, что мое подозрение необоснованно. — Она сухо рассмеялась. — Они прекрасно знают о вас. Расточали свои поздравления по поводу того, что «Минтон Энтерпрайзес» получила лицензию на строительство ипподрома. Всем им очень понравилась ваша идея начать чартерные рейсы, и они готовят свои предложения. Свяжутся с вами, как только закончат изучение рынка спроса. Кстати, вы должны мне десять долларов за междугородные переговоры.

Он схватил ее за руку.

— По какому праву вы лезете в мои дела? Они не имеют никакого отношения к вашему чертову расследованию.

— Я имею полное право вести расследование так, как считаю нужным.

— Если мне принадлежит аэродром, который станет очень прибыльным, когда построят бега, то отсюда еще не следует, что Селину зарезал скальпелем я.

— Но вполне может следовать, что вы защищаете того, кто это сделал, — крикнула она.

— Кого? Ангуса? Джуниора? Чушь собачья, и вы это сами прекрасно знаете. Она вырвала руку.

— С самого начала вы постоянно мешаете расследованию. Вы носите звезду шерифа, и предполагается, что служите закону. Ха-ха! Вот это уж действительно чушь собачья! Вы не хотите, чтобы я нашла убийцу, кто бы он ни был, потому что в любом случае для вас это будет означать одно: прощай, ипподром, и адью всем вашим планам быстрого обогащения. Что ж удивляться, что ваша преданность Минтонам столь непоколебима. — В ее голосе звучало презрение. — Она не имеет ничего общего с дружбой или благодарностью за прошлое добро. Вы просто эгоистически защищаете собственные финансовые интересы.

Она прерывисто вздохнула, отчего грудь ее под тонким свитером затрепетала.

— Могу даже сказать вам: считаю, что это сделали вы.

— Что, я — убийца? — зловеще прохрипел он. Он припер ее к фюзеляжу самолета, над которым возился до ее прихода.

— Да, я считаю, вы убили ее. И догадываюсь, почему.; — Я весь внимание.

— Вы безумно любили Седину, но она предала вашу любовь. К тому же я постоянно напоминала о ее предательстве, еще даже до рождения. Вы не могли ни простить, ни забыть. А Джуниор смог. Он ухватился за возможность занять ваше место. Стал ухаживать за ней, и его усилия возымели успех. Вы заметили, что она готова полюбить его, вы просто не могли вынести того, что она уходит к вашему лучшему другу и главному сопернику, и убили ее. Если она не досталась вам, то пусть не достанется никому, особенно Джуниору.

Он одобрительно подмигнул ей.

— Очень хорошо, прокурор. Но в этой куче чепухи не хватает одной маленькой детали. — Он шагнул к ней и, наклонившись, заглянул прямо в лицо. — Вы ничего не можете доказать, хрен вы найдете доказательства. Одни только предположения. У вас нет улик ни против меня, ни против кого-то другого. Так что не лучше ли вам закрыть это дело, и всем нам станет намного спокойнее.