Мой разум отгораживается от нее. Подобно лазерному лучу наводится на то единственное, что еще важно. Что еще можно исправить. Террел.

Кровь врача на розовой футболке. Плод в могиле. ДНК Авроры.

Все связано. Наука поможет освободить Террела. Если Лидия говорит правду, кровь на футболке все объединит. Врач был отцом не только дочки Лидии, но и ребенка убитой Сюзанны.

– Ты что же, не спросишь, зачем я приехала? – обижается Лидия, точь-в-точь как в десять, двенадцать и шестнадцать лет. – В сарае хранятся все мои исследования, связанные с твоим доктором. Я посвятила этому три года жизни. Узнала, где он раньше преподавал. И кто там исчезал без вести. Конечно, это не прямые доказательства, но картинка вырисовывается. И потом, полиция ведь прочешет озеро. Я разрешу им допросить меня, но буду слишком потрясена и раздавлена, чтобы выдать все. – Видно, что она прямо-таки упивается собой. – Я приехала не просто так, Тесси. Эффектное появление в последнюю минуту – отличная концовка для книги, не находишь? Роман будет про другую чудом уцелевшую Сюзанну. Про меня. Повествование в духе современной феминистской сказки. Тебе понравится. Смысл в том, что монстр получает по заслугам.

– Я начинаю подозревать, что вы не из исторического сообщества, – цедит Эффи сквозь зубы.

Лидия втыкает вилку в ее кекс. Почти доносит до рта.

Не стану ей мешать.

Впервые за долгое, долгое время во мне просыпается надежда. Словно прохладный ветер выдул из моей головы всю пыль и копоть.

Монстр, 1995

Третье октября, год тысяча девятьсот девяносто пятый, 13.00.

Да здравствует Оу Джей Симпсон, сегодня он вышел из здания суда свободным человеком.

У нас была последняя встреча. На щеках Тесси я заметил характерный румянец – она расстроена.

Ее крошечный шрамик светится на загорелом лице, словно луна среди россыпи звезд-веснушек. Сегодня она не потрудилась его замазать. Это хорошо: к ней возвращается уверенность. Глаза-изумруды смотрят ясно и решительно. Великолепная копна медных волос убрана в тугой пучок, словно перед соревнованиями. Мышцы лица подтянуты – не то что в наш первый день, когда она была похожа на дряблый мешок. Она все еще грызет ногти, однако сегодня накрасила их приятным лавандовым лаком.

Я столько всего хочу ей сказать.

Как я намеревался порвать ее на куски, но собирать ее по кусочкам было гораздо, гораздо интереснее.

Как Ребекка оказалась случайной ложью, которую я выдумал прямо во время интервью – и одновременно красивой метафорой моей жизни. Ребекка – призрак, что помог мне пережить худшую ночь в моей жизни. Воплощение всех жен и дочерей, которых у меня никогда не будет, и всех девушек, что сидели на моих лекциях, смотрели на меня во все глаза и не видели своей участи.

Я хочу сказать Тесси, что иногда – часто – мне бывает стыдно и больно.

Я хочу закончить ту историю про бедного мальчика, который возвращался из школы в пустой дом и включал отопление.

Тесси пожалела мальчугана, я сразу это понял. Когда ей грустно, лицо у нее так красиво морщится – складывается, точно бумажная модель оригами.

Мать того мальчика каждый день оставляла ему какой-нибудь страшный сюрприз. Мертвого птенца на подушке. Живую змею в унитазе. Кошачью какашку в коробке с «Твинкис». «Мои проделки», так она это называла.

Субботним вечером, когда он перемолол двадцать таблеток снотворного и подсыпал порошок в бутылку ее дешевого красного вина, она заснула на 136-й странице «Ребекки». Дафны Дюморье.

Он подложил подушку ей под голову, включил кондиционер на всю (была зима) и прочитал книгу от корки до корки, а потом позвонил в полицию и рассказал, что мама уже несколько месяцев помышляла о смерти.

– Я видела вас с ней, – дразнится Тесси.

Хочу положить руку ей на колено, чтобы оно перестало трястись.

Хочу подарить ей ту зачитанную книжку.

Хочу рассказать, что для Ребекки особое значение имели красные цветы, а не желтые.

Хочу пообещать, что очень, очень скоро поглажу эту чудесную бабочку на ее бедре. Точно такую же, как у Лидии.

Тесса

Потихоньку проявляются все фрагменты картины – словно застенчивые девочки выходят потанцевать.

Лидия призналась полиции в совершении хладнокровного убийства и в интрижке с моим врачом – но наотрез отказалась признавать, что это она сажала рудбекии на собственном заднем дворе, под окном моей прежней квартиры, среди пожухших томатов моей бабушки или под мостом, который ревел, словно океан.

Если верить ее словам, врач посадил для меня цветы один раз – самый первый. Обо всем остальном позаботились ветер и фанатичные борцы со смертной казнью. Адский садовник больше десяти лет жил в моей голове. Как братья Гримм, я наделила властью и могуществом безобидный и заурядный предмет. О, какой ад может таиться в простом зеркальце! В одной маленькой горошинке. В чернооком цветке.

Я вспомнила футболку, которая была на Мерри. В один прекрасный день я смотрела, как Чарли ест хлопья из желтой миски, и вдруг увидела: «Добро пожаловать в лагерь «Лучик солнца», гласила надпись на футболке, но видно было только начало названия – ЛУЧ, – а остальное скрылось под кровью и грязью. Мое мнемоническое правило для запоминания имен матерей оказалось игрой больного разума. Защитным механизмом, как говорит доктор Джайлс.

На каждой встрече доктор Джайлс пыталась убедить меня, что никаких Сюзанн в моей голове нет. Я не верю. Сюзанны самые что ни на есть настоящие. Помню, раньше я лежала по ночам в темноте и представляла, что мой разум – это дедушкин дом со множеством укромных уголков и темных комнат, в которых спят и бодрствуют Сюзанны. А теперь в окна льет яркий лунный свет, похожий на растопленное сливочное масло. Полы чисто выметены. Кровати застелены. Кладовки пусты.

Сюзанны покинули мою голову – но только потому, что я выполнила обещанное. Этот полезный совет дал мне еще дедушка: если ты попал в сказку и не можешь выбраться, сдерживай обещания. Те, кто их не сдерживает, кончают плохо.

Удалось установить личности двух других Сюзанн: Кармен Ривьера, мексиканка, приехавшая учиться в Техасский университет по обмену, и Грейс Нили, студентка Университета Вандербильта по специальности «когнитивистика». Благодаря дотошным изысканиям Лидии опознали трупы еще восьми девушек, покоившихся в моргах трех штатов.