– Я не хочу больше ждать, – заявила она.

– Ты должна.

Эшлин подтянула колени, пытаясь подтолкнуть Мэддокса вперед, но он уперся ладонью в изголовье кровати и не сдвинулся с места. Она не хотела, чтобы он боялся причинить ей вред.

– Бей меня, кусай. Я не сломаюсь, – сказала девушка.

– Я не причиню тебе вреда, – повторил Мэддокс, качая головой и стараясь не смотреть на Эшлин. – Не причиню тебе вреда. Я обещал.

«Надо как-то заставить его потерять контроль, – подумала девушка, приподняв его голову за подбородок и заставив взглянуть на себя, – доказать, что он не сможет навредить мне, что бы он ни делал». Она понимала: если на этот раз Мэддокс сдержится, продолжит бояться навредить ей, то постепенно перестанет к ней прикасаться и покинет ее.

– Дай мне все, что у тебя есть. Сделай это сейчас, – со стоном попросила она, направляя внутрь себя его набухшее копье. – Я возбуждена. Мне не будет больно.

Эшлин услышала тяжелое дыхание Мэддокса.

– Еще несколько минут, – наконец произнес он. – Я сейчас обниму тебя, а затем уйду.

«Ничего подобного», – решила девушка. Ее пальцы двинулись вдоль его спины. Эшлин казалось, будто она проводит рукой по бархату, натянутому на заряженную электрическим током сталь. Татуировка Мэддокса выглядела такой реальной, что, казалось, выступает над поверхностью его кожи, но на самом деле это было совершенно не так – поверхность изображения была мягкой и теплой, такой же, как и все остальное его тело.

– Если ты не возьмешь меня… – произнесла она, стараясь, чтобы ее голос казался невинным, и массируя его ягодицы, – то я возьму тебя.

Выпалив эти слова, она крепче схватилась за Мэддокса и резко дернулась вперед. Рука Мэддокса согнулась, и он оказался внутри Эшлин. Она издала крик, одновременно полный боли и счастья. Самоконтроль Мэддокса пошатнулся.

Он громко зарычал и не переставал издавать этот звук, пока двигался вперед и назад. Эшлин стала задыхаться. Она ощущала, что он вошел в нее настолько глубоко, что она больше никогда не может думать о себе просто как об Эшлин. Теперь она стала женщиной Мэддокса.

Он укусил ее шею, заставив вздрогнуть, затем продолжил скользить внутри ее лона. Кровать тряслась, ее металлические ножки беспокойно елозили по полу. Мэддокс схватил колено Эшлин, заставляя ее еще сильнее раздвинуть ноги и впустить его глубже.

– Прости, – бормотал он. – Прости…

– Не надо… Да! – вскрикнула она.

Он стал двигаться быстрее.

– Эшлин, – с трудом выдавливал он из себя. – Эшлин…

Все ее тело охватил пожар, шедший из самой его глубины и прожигавший кожу. Ее сердце билось созвучно движениям Мэддокса. Когда она перестала думать обо всем, кроме удовольствия, ее голова стала безвольно мотаться из стороны в сторону.

Мэддокс сжал ее соски, обострив ощущения. Он покусывал шею Эшлин, и от этого она становилась еще более влажной. Он крепко сжал ее бедра, заставляя еще сильнее хотеть его.

– Прости, – снова повторил он. – Мне так жаль. Хотел быть нежным.

– Мне нравится, когда жестко. Хочу еще жестче, – потребовала Эшлин. Она уже решила, что нежности можно оставить на потом, на то время, которое наступит после того, как будет удовлетворено ее желание, после того, как он поймет, что она может (причем с огромной радостью) взять все, что он в силах дать ей. – Скоро. Очень скоро…

«Почти все, – пронеслось у нее в голове. – Мне просто нужно…»

Мэддокс погрузил руку в волосы Эшлин и притянул ее голову к себе, проник языком в ее рот, тотчас же наполнившийся изумительным вкусом, показавшимся ей наркотиком, уколом героина. Еще момент – и Эшлин взорвалась. Ее охватило пламя экстаза. Все тело содрогалось и горело. Когда ее сознание заполнили белый свет и тени, она закричала. Она умирала… медленно… быстро… Просто… умирала. Летела на небеса.

– Эшлин! – прокричал Мэддокс, когда тоже дошел до края. Внутрь тела девушки полилось горячее семя, проникая глубоко, очень глубоко. Все мышцы воина напряглись, и он пробормотал: – Моя…

Затем Мэддокс не смог удержаться и снова укусил ее шею, на этот раз до крови.

Эшлин должна была ощутить боль, и она ее почувствовала. Ей стало так приятно, что она снова достигла экстаза. Ее тело содрогнулось, из рта вырвался стон. Она не могла даже подумать, что удовольствие и боль могут быть так тесно связаны, что последняя может вызвать первое. Но это было так, чему Эшлин искренне радовалась.

Мэддокс обмяк и, тяжело дыша, стал повторять:

– Прости… Мне очень жаль… Я не хотел…

– Не нужно извиняться. Мне хорошо, – ответила Эшлин, ощущая удовлетворение и истинное счастье. – Я всегда хотела попробовать это.

Мэддокс перевернулся на спину, не отпуская при этом Эшлин. Она лежала на его груди, и ей казалось, будто во всем ее теле нет ни единой косточки. Он обнял ее и водил ладонями по спине.

– Если бы я был с тобой нежен, тебе бы больше понравилось. Особенно в первый раз, – заметил он.

Эшлин медленно улыбнулась и произнесла:

– Сомневаюсь. Но ты можешь попробовать переубедить меня.

Во взгляде Мэддокса промелькнуло изумление, но уже через секунду он посадил Эшлин себе на бедра.

– С удовольствием, – ответил он.

Мэддокс еще ни разу за всю свою долгую жизнь, за все те тысячелетия, не чувствовал такого удовлетворения.

Они с Эшлин занимались любовью трижды, и теперь она спала рядом, прижавшись к его боку и согревая своим теплым дыханием его ребра. За агрессивным и быстрым соитием последовало медленное и нежное, а затем Эшлин заявила, что для того, чтобы понять, что ей больше нравится, нужно повторить первый вариант.

Ее слова шокировали и покорили Мэддокса, внушили ему благоговение. Ведь он показал ей худшую часть себя – чудовище, которое презирал, но это не заставило ее убежать с воплями. Она не плакала, а просила добавки. Вспомнив об этом, Мэддокс улыбнулся, а затем с удивлением отметил, что ему удалась настоящая, ничем не сдерживаемая улыбка.

Когда дух потребовал, чтобы Мэддокс пометил Эшлин, он не сумел противостоять этому порыву и был вынужден подчиниться. В итоге он укусил ее до крови. В этот момент все то лучшее, что еще было внутри его, громко протестовало, вызывая болезненное чувство стыда. Но Эшлин это понравилось, она действительно не возражала против укуса и даже укусила его в ответ. И теперь Мэддокс чувствовал себя свободным, ведь больше ему не придется бояться, что он будет как-то неправильно обращаться с Эшлин. «Мне не придется бояться», – еще раз мысленно повторил он, смакуя, эту фразу.

Эта женщина была всем, что ему необходимо, всем, ради чего стоило жить. Она… приручила его, зачаровала духа. Мэддокс уже говорил, что собирается держать ее рядом с собой, и он готов был ответить за свои слова. Эшлин принадлежала ему отныне и навсегда.