в своей жизни не пробовала, чем пирог с бараниной, который готовит их повар, и вряд ли что-то лучше когда-то попробую. Я решила довериться говоруну и заказала хваленый пирог и овощи на гарнир.

В ожидании заказа мы устроились в дальнем от окна углу. Где я осторожно завела диалог с Феликсом.

– Вернемся к нашему вчерашнему разговору? – я опустила глаза, отчего-то опасаясь нарваться на грубость. – Который ты прервал на самом, кажется, важном месте…

– Мне следует извиниться?

– Вообще-то… да! Но речь сейчас не об этом, – я отодвинула от себя опустошенный стакан. – Что привязало тебя в нашем мире?

– Любовь.

Опирающийся одним локтем о невысокую спинку стула, он выглядел особенно расслабленным и явно не собирался объяснять свое заявление. Но если ответ заключается в одном только слове, почему он сбежал от него еще вчера?

– Это все?

– А что, этого недостаточно?

– То есть вот так просто – любовь, и все?!

– Именно!

Ну точно! Только вот вопросов у меня лишь добавилось.

– Когда это случилось? – К чему мучиться, почему бы не задать их ему.

– Около трех тысяч лет назад, – легко ответил он, будто мы говорим о каких-то заурядных вещах.

Три тысячи лет! Три, мать их, тысячи лет!!! И это только срок его заточения здесь?! Не думаю, что корректно было спрашивать об истинном количестве годиков кого-то в его возрасте. Благо он не заморачивается.

– Все, что творилось здесь, вся история, – ты был настоящим свидетелем всех величайших событий! Это ж сколько знаний хранит твоя память!!! – восторженно поняла я.

– Свидетелем не всех величайших событий я был, – улыбнулся, сверкнув зубами, Феликс.

– Ага, точно, скорее участником, а то и зачинщиком – я поняла.

Вот это да-а!!! Имея та-акой жизненный опыт, еще бы он не давал советов по бизнесу и не был победителем по жизни – осенило меня. Представляю, каким слепышом-малышом я кажусь ему, когда пытаюсь умничать.

– И, опережая твой главный вопрос, волнующий тебя настолько, что я чувствую его запах… – Вновь ставший серьезным взгляд Феликса вернул меня к реальности. Он наклонился через стол ближе ко мне. – Разум, не понаслышке знакомый с границами Мира, испытавший все разнообразие эмоций и не утративший вкус к ним, способен ли он на любовь? Высокое чувство, порожденное человеческой эволюцией ради размножения и выживания. Могла ли Вселенная предусмотреть, что такое создание, для которого не тягостны знания, запрыгнет в лодку, маршрут и конечная остановка которой известны ему и явно чужды, – окажется способным на промах такого масштаба? Ведь оно так и есть! Род людской – источник питания для нас, так сложилось. Мы похожи. Но различаемся. Ваша жизнь столь ничтожно мала, столь скоротечна… Утратить возможность покидать этот крохотный, пусть и забавный мирок, но он островок – не является наказаньем, вместе с тем… обреченный на вечное одиночество – скитанье – в непрестанном ожидании возвращения той самой души в этот мир…

– Кто стал человеком, отнявшим твою свободу? – не выдержала я. Обстановка стала невыносимо накаляться, угнетая меня настолько, что я инстинктивно вжалась в стул, насколько это было возможно, предчувствуя какую-то свою вину в трагедии Феликса. – Как я понимаю, это не Гинея, да?

– Хорошая попытка! – Он мгновенно сменил свой настрой и выражение лица на уже будто бы беззаботное. – Но оба мы знаем, сколь ты прекрасно понимаешь, что – нет! И да, подозрения о твоей причастности верны. Ты – та самая душа, укротившая мои возможности и обрекшая меня на жизнь в отчуждении. Тебя – я жду вновь и вновь, каждый раз надеясь на удачу.

В возникшей тишине (Феликс не торопил меня с комментариями, давая возможность переварить услышанное) я старалась поверить его словам – выходило едва ли.

Еще в средней школе мама весьма убедительно рекомендовала мне не забивать голову всякими теориями о жизни после смерти и усвоить непреложную истину: мы живем единожды, не стоит надеяться на прекрасную следующую жизнь или в царстве небесном после кончины тем более. Я это я, и буду собой лишь здесь и сейчас, и никогда более. Посему мне не следует что-либо откладывать на потом, «потом» может и не наступить.

Я не встретила более трезвого восприятия человеческого бытия, посему приняла мамин совет как факт – жизнь одна, и старалась не жить на черновик. Теперь, когда мой мир рушится и без того, из-под него выбивают еще и фундамент. Мало же мне всей этой сверхъестественности с джиннами, так еще и это!

Затянувшееся молчание нарушила официантка, подающая мой заказ. Поблагодарив ее, чуть дрожащей рукой я взялась за приборы. Инстинкт самосохранения настойчиво призывал меня несколько абстрагироваться от затронутой темы и пристального, выжидающего взгляда Феликса.

Пока я ковыряла вилкой горячую мясную начинку пирога, не решаясь отправить в рот хоть кусочек, он продолжал за мной наблюдать. Он не устает и спешить ему тоже, как я уже знала, некуда, в то время как мне было совсем не по себе. Не по себе от новых знаний, от чувства вины за все свои выводы о нем, от недосказанности.

Но чем дольше избегать острых вопросов, тем сложнее будет возвращаться к разговору.

– Что… что ты имеешь в виду под своей надеждой на удачу? – Вроде мелочь, но будто важная.

– Ожиданье не всегда оправдывается.

– Я не понимаю.

– Порой ты рождалась непривлекательного для любви пола. Тогда между нами устанавливалась крепкая дружба, случалось, ты звала меня братом. Иной раз бывала недалекой. Или жила совсем недолго.

Говорит так, будто всех своих многочисленных кошек домашних перечисляет: «Муська умерла от укуса клеща-а, Барсик мыше-ей не ловил – я его усыпил…»

– Я причина твоего заточения, и любил ты не каждое мое воплощение. Ок, здесь понятно! – Феликс усмехнулся. – Только… ты утверждаешь, что реинкарнация реальна?! Но, возрождаясь, душа становится совершенно другим человеком?

– Именно так!

– Что тогда делает человека схожим с тем, кем он был в прошлых жизнях? Если мы не помним «себя», выглядим совершенно иначе, становимся другими людьми. Почему это все та же душа? Что нас объединяет?

– Энергия…

– Ах, ну куда ж без нее! Конечно, это она! А ты ее чувствуешь, как никто другой, верно?

– Так точно!

– Только энергия?

– Нет.

– Что еще?

– С недавних пор вы называете их подсознанием.

– Их?

– Нити.

– Вау!

– Угу.

– Ты снился мне, сколько себя помню. Но, как бы я ни старалась, я не могла разглядеть твое лицо. А мне было это так важно, каждый раз я только к тому и стремилась. Добилась. Но только после знакомства с тобой, – мои глаза загорелись, будто я наконец решила уравнение,