крыльев творящий воздух и дыхание. Все статуи были выполнены с таким мастерством, что, казалось, могли ожить в любое мгновение.

В середине зала стояла статуя Великой Матери. Черты ее лица изгладились от времени, но ошибиться было невозможно – достаточно было взглянуть на ее раскрытые, как для объятия, руки. Вокруг нее порхали сотни белых бабочек, создавая живую, движущуюся вуаль.

Карина подумала: «Кажется, я начинаю понимать, почему люди приходят к вере». Каждая секунда ее прошлой жизни подводила ее к этому мгновению, и каждая последующая секунда будет определяться им. Невозможно вернуть мать из лап смерти или спасти людей, погибших в Тиру и Балото, но, выйдя отсюда, она наконец поставит точку в правлении Фарида. Она перестанет быть царицей, сбежавшей из города тогда, когда была нужна своему народу.

Карина, преодолев лишения и опасности, добралась до священного места Сонанде, но, стоя перед Великой Матерью, она не могла не подумать: «На моем месте должна быть Ханане». Не фальшивая принцесса, которую всем показывает Фарид, а ее настоящая сестра. Это она мечтала покинуть Зиран и увидеть все чудеса Сонанде. Это она должна была повторить путь их прародительницы.

– Богиня моих матерей. Податель всего. – Карина встала на колени, эхо ее слов носилось по святилищу. – Я пришла просить о силе, которую можешь подарить только ты. Открой мне то, что было скрыто здесь тысячи лет назад, чтобы я могла исправить великие беды и избавить твоих детей от страданий, которых они не заслуживают.

Карина поцеловала ноги статуи и вдруг увидела маленькую корзинку, стоявшую между ступнями статуи. Крышку на корзинке придерживал лишь простой шнурок. Несмотря на ее скромный вид, от нее исходило дыхание чистой магии.

Голоса в голове Карины приобрели нестерпимую громкость, бабочки лихорадочно закружились вокруг нее. Карина глубоко вздохнула и открыла крышку.

25. Малик

Боль можно было терпеть – главное было о ней не думать.

Сразу же после того, как он отдал Фариду скипетр, тот приказал воинам завершить экзекуцию.

Фарид спросил, понимает ли он, что вина за случившееся целиком и полностью лежит на нем самом. Он понимал.

Фарид обещал, что подобное не повторится, если только он опять не солжет. Он не солжет.

Фарид сказал, что он должен быть благодарен, потому что легко отделался. Он был благодарен.

Он вернулся в собственное прошлое, вновь превратился в испуганного ребенка, который проживал каждый день с болью сломанных костей и ушибленных внутренностей, – ребенка, который знал, что не следует поднимать голову, если хочешь остаться в живых, – и ему стало даже как-то спокойнее. Он лучше знал эту версию себя, чем ту, что пытала Деделе и предала Карину – и даже не один раз, а два. Малик нуждался в напоминании о том, что всегда был и всегда будет обыкновенным трусом.

Он был благодарен Фариду.

Он был благодарен.

Благодарен.

Как и надеялась принцесса Ханане, приготовления к коронации вдохнули в Зиран новую жизнь. Всего за несколько дней город из собственной полумертвой, объятой страхом тени опять превратился в место, где царят радость и праздник. Несмотря на то, что Ксар-Алахари ежедневно принимал все новые группы оставшихся без крова людей, во дворце вовсю шла подготовка к церемонии. Как и в случае других больших празднеств, коронация должна была длиться неделю – начаться и закончиться в день Сизигии новой царицы. Поэтому в День Солнца, спустя почти две недели после передачи Фариду скипетра, Малик стоял на балконе и смотрел, как сотни людей устремлялись в залитые ярким светом дворцовые залы.

Воздух был напитан смехом и светом, но Малик не чувствовал душевного подъема. После последнего урока Фарида он, в общем-то, не чувствовал ничего. Там, где были его эмоции, осталась лишь темная дыра, а окружающий мир он видел словно бы сквозь мутное-мутное стекло. Естественно, Лейла заметила эту перемену в нем, но списала ее на выматывающие поиски флейты.

Он и правда посвящал целые дни этой задаче, вместе с Яемой прочесывая город в поисках любого намека на местонахождение флейты. По просьбе девушки – и чтобы она не тратила время на дорогу до Ксар-Алахари – он договорился о том, чтобы ей предоставили комнату во дворце, а также достал ей приглашение на коронацию. Малику казалось, что это самое малое, чем он может отплатить ей за самоотверженную помощь и ее чувство к нему, на которое он не мог ответить взаимностью.

Малику казалось, что в нем ничего бы даже не дрогнуло, если бы конец света уже наступил. Тогда бы ему не пришлось мучиться от внутренней пустоты, растущей с каждым проходящим в поисках флейты днем. Но обвинять было некого – он сам во всем виноват. Он подвел Фарида, он действует с недостаточным усердием. Но он не знал, что еще предпринять, и только надеялся, что выход из ада, в который он сам себя загнал, все же существует.

Тяжелые размышления Малика прервал тихий шорох. Он прыжком обернулся – кинжал в ладони, магия на языке, – но это была всего лишь Надя.

– Мне сказали, что я путаюсь под ногами, и выгнали, – сказала она.

Согласно традиции, Ханане должна была провести ведь день до начала недели коронационных торжеств в одиночестве, и теперь ее покои представляли собой зону стихийного бедствия: ее служанки, которым помогала Лейла, наряжали ее для первой из целой серии церемоний, после проведения которых она станет султаншей. Малик и оказался здесь только потому, что сбежал от суеты. Он не в силах был выносить вида радостных людей вокруг, когда на душе у него было так безжизненно и тяжело.

В новом платье, сшитом специально к коронации принцессы, – оранжевом, как и торжественные наряды Малика и Лейлы, – Надя выглядела просто чудесно.

– Ханане сказала, что нам будет позволено принять участие в официальной процессии, – сообщила она, подпрыгивая от волнения. – И мы будем стоять в первом ряду, и все увидим, и…

– Пожалуйста, мы можем хотя бы пять минут поговорить не о Ханане? – резко отозвался Малик.

И сразу же пожалел о своих словах – нижняя губа Нади задрожала.

– Ты на меня злишься.

– Конечно нет, – сказал он, ненавидя себя за это проявление мелочной ревности, тем более неуместное тогда, когда мир застыл на краю гибели. – Ты ничего плохого не сделала, это я виноват… Скажи, почему тебе так нравится принцесса?

Это был непростой вопрос для шестилетней девочки, но он уже давно мучил Малика. Надя опустила глаза.

– После того, как я вернулась из мира духов, все вокруг такое странное, – тихо сказала она. –