воды, перестирать грязное, вынести объедки, перемыть посуду... И все без единой жалобы! Спрашивается, ради чего? Только ради одного-единственного доброго слова от мужа. Но в нашем тесном двухкомнатном домишке в постоянном присутствии старшего поколения ни поговорить с мужем, ни даже кинуть взгляд в его сторону было невозможно. К тому же муж, то есть я, всегда нарочито отворачивался и ходил на все и вся обиженный.

Объявили результаты экзаменов. Я, впоследствии получивший стипендию университета, а затем зарубежный грант, впервые в жизни с треском провалился! Неудача потрясла весь наш дом. Мать словно окаменела. Отец от такой неожиданности не на шутку испугался. Умный, подающий надежды сын оказался никчемным! Это означало, что семье уже никогда не выбраться из нищеты. И только я упивался кровожадной радостью. У жены же, бедняжки, должно быть, душа ушла в пятки: она не могла не опасаться, что всю вину свалят на нее, считая "белоногой" — обладающей неблагоприятной энергией. Пришла в дом и накликала беду на мужа.

Впрочем, я и сам вскоре стал явственно ощущать пагубные последствия своего провала. Я снова оказался в колледже. Те, кто учился вместе со мной и успешно сдал экзамены, были переведены в другую ступень. Я же остался там, где был Моя душа изнывала и томилась, мне хотелось ото всех спрятаться. Я перестал выступать на различных мероприятиях, а в классе сел за последнюю парту. Все честолюбивые замыслы лопнули как мыльный пузырь. Спрашивается, на что теперь надеяться? Откуда брать силы? В сражении за будущее я чересчур поспешно выхватил из ножен меч молодости. Женитьба сковала мне руки, неужели от нее никогда не будет освобождения?

Постепенно близкие оправились от моей неудачи. В доме была молодая невестка, а это требовало организации и проведения обязательных в таких случаях ритуалов, связанных с ублажением богов, и т. д. Соседские женщины также постоянно призывали мою жену для участия в различных обрядах, и ей приходилось надевать наряд получше и принимать приглашения. Вместе со всеми она самозабвенно молилась, выпрашивая у богов долголетие для супруга и благополучное потомство. Впрочем, у всех девушек и женщин всегда одна и та же молитва

А мне, если я кидал на нее взгляд, казалось, что жизнь кончилась, смысл утерян. Радость пропала, игры закончились. Вместо крикетных бит, хоккейных клюшек и теннисных ракеток в руках оказались веники, плошки и мутовки. И всю жизнь придется провести в этом пропахшем нищетой доме и служить каким-нибудь мелким чиновником. Потом пойдут дети. В этом доме рождались и умирали мои родственники, и моих будущих детей ожидает та же несчастная участь.

И все-таки эти предполагаемые беды были только игрой моего воображения. Женитьба не внесла ровным счетом никаких изменений в мой жизненный распорядок. Однако настал день, когда реальность моего супружеского статуса прямо ошпарила меня. Отец предупредил* "В следующий понедельник будем отмечать гарбхадан"

Первая брачная ночь

Гарбхадан означает "наполнение чрева жены". Главной целью брака является рождение потомства, и с гарбхадана начинается фактическое приобщение молодой супружеской пары к этой миссии. Едва до меня дошел смысл отцовских слов, как я лишился дара речи, а потом резко вскочил и огляделся по сторонам: забитый хламом домишко с двумя малюсенькими комнатушками, в которых проживают две супружеские пары — родители и я с женой — и еще мой младший брат. Где тут могло найтись местечко для "медового месяца"? Самое страшное, однако, заключалось в том, что отныне мне предстояло ввести в мир своих ночных грез практически незнакомую, неграмотную девушку, сделать ее своей спутницей. До этого дня я ночевал в соседнем храме Рамы, в пристроечке, а в жаркие летние месяцы — на широкой и плоской храмовой крыше. Я читал замечательные книги при мерцающем пламени светильника, сливался с их героями, придумывал новые сюжетные ходы или любовался звездным небом, пока сон не закрывал мне глаза И этому всему приходил конец! Я сказал отцу, что свадьбу сыграл только потому, что подчинился ему, но того, что связано с гарбхаданом, мне не надо, совершенно не надо. Однако отец ответил: "Свадьбу ты и вправду сыграл, но без гарбхадана вся эта женитьба не будет иметь никакого толку". Я с изумлением спросил: "То есть?" — "Ты женился для того, чтобы в доме был человек для выполнения чистой работы. Но до совершения гарбхадана твоя жена сама не может считаться чистой. Она не только не может готовить чистую еду, но от нее даже воду для богослужения не примут”. Во мне уже не осталось сил, чтобы спорить с отцом. А он продолжал меня вразумлять: "Ты не думай, никакой сутолоки, как во время свадьбы, не будет. Утром совершите с женой молебны и жертвоприношение огню, а вечером приедут ее родственники с подарками — как все окончится, ты и свободен".

В понедельник состоялось жертвоприношение огню. Я уселся для совершения ритуального молебна, рядом посадили жену. Вокруг столпились соседские женщины и дети — для них это было дополнительное развлечение. Несколько человек с музыкальными инструментами расположились снаружи. Жрец произносил мантры. В тех санскритских мантрах он употреблял такие высокие слова, как "семя", "мужская сила", "внедрение семени", и описывал плотский союз мужчины и женщины. Если бы эти мантры были не на непонятном санскрите, а на доступном маратхи, то присутствующие женщины, несомненно, сгорели бы от стыда. Время от времени жрец говорил моей жене: "А теперь возложи свою руку на руку супруга". Эти частые прикосновения предназначались для того, чтобы пробудить во мне желание, но я все еще пребывал во власти обиды, и поэтому и прикосновения жены, и прикосновения жреца мне казались одинаково навязчивыми и нежелательными.

Весь день я провел в тяжких размышлениях. К вечеру, когда муки стали невыносимы, решил прогуляться. Отец предупредил: "Приходи побыстрее. Вот-вот подойдут свояки с дарами, не заставляй их ждать". Я ушел.

В восемь вечера заявились родственники жены, волокущие подарки. Пришла ее мать, младшая сестра, еще несколько родственников. Принесли огромную деревянную кровать, матрас, простыни, подушки, коврики, цветочные гирлянды, сладости. Все это было красиво разложено, и собравшиеся уселись в ожидании меня. Пробило 9, затем 10, затем 11. А я все не шел и не шел. Наступила полночь. Родители мои сгорали со стыда. Мать жены начала плакать, а меня все не было.

В двух-трех километрах от моего города был холм под названием Малтекди. Там я и сидел вместе со своим приятелем. Приятеля звали Рамдас, он в тот день вернулся из Нагпура и не имел никакого представления о том, что должно было состояться у