примчалась Каши и с разбегу, сдвинув крышку, запрыгнула ко мне. Я, конечно, заорал: "Ты что!" А она, закрыв мне рот рукой, прошептала: "Тихо, а то попадешься". — "Да здесь и одному-то места не хватает! " Она быстро ответила: "А я к тебе на колени сяду, вот и уместимся!"

После этого меня еще долго дразнили женихом Каши. А она к месту и не к месту возникала передо мной: выскочит откуда-нибудь, стрельнет глазищами, убежит — и снова появится.

Много лет спустя известный писатель и философ Ваман Малхар Дзоши пришел в мой дом, чтобы повидаться с Балутаи. Речь зашла о романах Вибхавари Шируркара, и он мимоходом заметил: "Романы хороши, но мне кажется неестественным, что героини, все как одна, в любовных делах забегают вперед мужчин". Услышав это, подлинный автор романов — Балутаи — тихонько рассмеялась.

В Бомбее я видел Балутаи еще несколько раз, но больше она уже не заводила разговор о пьесе. Она написала новую повесть, дала ее мне прочитать, и только тогда я понял, что Балутаи и есть автор "Уничтожения бутонов". Критики, же все еще терялись в догадках на сей счет. И я присоединился к сокрытию этой тайны.

Любовь разжигали мучения и сомнения

В то время я был занят съемками фильма в городке Сангли, в которых участвовал и мой друг Хари Моте. Подгоняемый делами, он все время курсировал между Бомбеем и Сангли. В те же дни состоялось его бракосочетание со старшей сестрой Балутаи. Поскольку мы с Хари были связаны и дружбой, и общим делом, то не было ничего необычного в том, что я без конца приезжал в Сангли, где тогда проживала Балутаи вместе с семьей Хари. Естественно, наши встречи с Балутаи участились. Изысканность и мощь литературного таланта Балутаи, ее ораторское мастерство, искреннее и эмоциональное поведение не могли оставить меня равнодушным. Мне открылись неведомые ранее черты и особенности женского характера Может быть, какими-то из этих качеств обладала и моя жена, но разве могли они проявиться в тесном домишке в Умравати в постоянном присутствии старшего поколения — моих родителей, — когда молодые взглянуть-то друг на друга могли только украдкой?

Правда, был и еще один фактор, сыгравший важную роль в том, что мои отношения с Балутаи окрепли и стали неотвратимыми. В те дни, если я с кем-то знакомился, то определяющим в моем восприятии нового приятеля было его отношение к Ромену Роллану. А в мире чувств Балутаи Кхаре Ромен Роллан занимал совершенно особое место — такое же, как и в моем собственном Я просто преклонялся перед ним с тех пор, как прочитал роман "Жан Кристоф". Автора же повести "На качелях" (Балутаи) явно не отпускал образ Аннет из "Очарованной души". Конечно, мы не могли не почувствовать себя единомышленниками и не увидеть в этом предзнаменование.

Какой, однако, был смысл в наших отношениях? Каков мог быть результат? Я был женат и помнил об этом Хотя одновременно и не помнил, поскольку вел бродячий образ жизни. Но если решаться на второй брак (то есть на двоеженство), то нужно было во всеуслышание осудить первую жену и обвинить ее в каких-нибудь недостатках: мол, сумасшедшая, больная, со скверным характером или дурного поведения, — но подобная мысль никогда не приходила мне в голову, ни до знакомства с Балутаи, ни после. Хотя какое-то время я и вправду считал поведение жены подозрительным. Но в дальнейшем я встречал людей, заключавших по два брака, и кое-что для меня прояснилось: они, чтобы оправдать свою вторую женитьбу, готовы были "навесить" на первую жену что угодно. И мне стало казаться, что я специально раздуваю подозрения в отношении своей жены с одной лишь целью — поддержать самого себя, и я выбросил их из головы. За 10“ 12 лет, прошедших после свадьбы, у нас так и не появилось детей, то есть я мог бы сказать, что желаю наследника. Впрочем, звучало бы это смешно, потому что передавать ему мне было нечего. В результате этих размышлений я вынужден признать, что вторая моя женитьба свершилась не из-за недостатков других людей, а только потому, что я сам оказался неспособным противостоять этому соблазну.

В те времена не было никаких правовых преград для двоеженства “ заключения мужчиной второго брака. Не очень-то противилось этому общественное мнение, и "белые воротнички" будто бы относились к этому с пониманием И все-таки сама ситуация не способствовала этому, а вернее, мои собственные представления о том, что Балутаи все видит в несколько ином свете. О мире кино, к которому я принадлежал, судили по цветистым рекламам фильмов, снующим туда-сюда автомобилям, слухам о бешеных деньгах и красочной атмосфере студий. Если бы не иллюзии, разве у Балутаи не хватило ума не держаться за руку бедняка? И куда я мог ее привезти “ в нищенскую сутолоку Умравати? Это было невозможно, а значит, с этой дружбой (или любовью) следовало покончить!

Прошло еще какое-то время, и наши отношения достигли кульминации. Мы больше не могли держать себя в руках. И наша опьяненность друг другом из чисто интеллектуальной перешла в чувственную, разлившись по всем частичкам наших тел и душ. Мы оба поняли, что создавшиеся отношения ничем иным, кроме как браком, завершиться не могут. Вопреки тому, что общество на многое смотрело сквозь пальцы, мы знали, что наш брак неминуемо вызовет кривотолки и людское осуждение распространится не только на нас, но и на организации, где мы работаем. Именно поэтому Балутаи заранее подала прошение об отставке. Тогда же с треском провалились последние два-три фильма, режиссером которых был я, и ни у нашей кинематографической компании, ни у меня не осталось ни малейших иллюзий относительно будущего. Балутаи стала прибаливать. Судьба будто еще раз решила жестоко поиздеваться надо мной. И в эти же дни я получил государственную стипендию для продолжения кинематографического образования в Англии.

Мы решились

В Европе явно ощущалось приближение второй мировой войны. Нацисты последовательно прибирали к рукам Австрию, Венгрию, Чехословакию. Не было никакой уверенности, что, если я отправлюсь в те края и начнется война, мне удастся быстро выбраться оттуда, а точнее, вернуться вообще. Если же не ехать, то мое профессиональное будущее в Индии не вселяло никаких надежд. А что делать Балутаи? Оказавшись в такой ситуации, она, должно быть, очень страдала. Она уехала подальше от Бомбея и Пуны и нашла работу в городке Солапуре. Скорее всего, она забралась в такую даль, потому что ей надоело считать перья постоянно порхающей птицы,