— Мы еще не уверены, достойна ли она быть вашей женой, — отозвался брат Гизельберт непререкаемым тоном. — Вам надлежит сидеть вместе со всеми.

Среди воинов поползли шепотки, а капитан Жуар положил руку на эфес своего меча.

— Она моя жена, и я буду стоять рядом с ней, что бы вы там ни говорили.

— Пусть стоит, — поддержал своего вассала маргерефа. — У него есть такие права. И потом, я уже обещал ему это. — Он повторил: — Пусть стоит.

Брат Гизельберт впервые заколебался, затем пожал плечами.

— Если он желает разделить с ней бесчестье, пусть. — Он перекрестился и сел на стул, знаком велев высокому и широкоплечему брату Аранольту встать у себя за спиной.

Капитан Жуар заметно расслабился и, повернувшись, сказал что-то жене, сидевшей позади него в дамском седле. Та, не выказывая ни малейшего интереса к происходящему, повела плечом и вновь уставилась на черту горизонта.

— Спешьтесь и отведите эту женщину туда, где ей надлежит стоять, — приказал брат Гизельберт и, покривившись, прибавил: — И оставайтесь с ней, если желаете служить дурным примером для находящихся здесь мужчин.

Появились монахи со скамьями на плечах. Потеснив всадников, они принялись расставлять их.

— Остальным тоже лучше бы спешиться, — сказала Ранегунда, поворачиваясь к отряду. — Сдайте своих лошадей. — Она с вызовом посмотрела на брата. — Кому, Гизельберт?

— Брат Гелхарт и брат Норвальд, — с неохотой отдал приказ Гизельберт. — Займитесь солдатскими лошадьми. Напоите их и накормите… тем кормом, что прихватили с собой их хозяева.

Двое монахов — один из них был горбун — не спеша поклонились и пошли вперевалочку к зашевелившемуся отряду.

— Им не следовало пытаться разлучить капитана с женой, — заметил Эварт, перебрасывая ногу через высокую заднюю луку. — Сами же говорят, что семья — это благо.

— Сейчас им выгодно утверждать нечто обратное, — отозвался, спрыгивая с седла, Сент-Герман и, решив уклониться от скользкой темы, заговорил о другом: — Я понял, что в монастыре есть датчане. Ведь Норвальд — это датское имя, не так ли? И Торберн тоже. Я прав?

— Да, — сказал Эварт. — Они и вправду датчане. Из тех, что решили отвергнуть старых богов и последовать за Христом Непорочным.

— Часто ли подобное случается? — с любопытством поинтересовался Сент-Герман.

Эварт, прежде чем дать ответ, поразмыслил.

— Нет, не очень. Им неуютно у нас. — Он с важным видом вручил поводья подошедшему горбуну. — Вот ближе к западу они оседают почаще.

Сент-Герман кивнул.

— Земли там менее спорные, как я понимаю.

— И монастыри понадежнее, — сказал Эварт, словно читая его мысли. — Много легче отречься от прошлого и восславить Христа там, где тебя не достанут недруги или собственная родня.

— Воистину так, — отозвался с ноткой иронии Сент-Герман, передавая поводья другому монаху.

Брат Андах уже сидел за столом, как и брат Эрхбог, и двое монахов-писцов.

— Нам во всем должно следовать повелениям Христа Непорочного, — объявил брат Гизельберт, устремив взгляд к чистому, без единого облачка, небу. — Нам подобает прибегать к Нему в наших нуждах, ибо лишь Он может очистить нас от греха и оградить от схождения в ад, даруя спасение нашим душам. — Он перекрестился и замер в ожидании, когда остальные сделают то же. — Но когда грех велик, он достоин проклятия, а согрешивший вдвойне должен быть проклят дважды. И те, кто верен Ему, обязаны соблюдать и установленные Его волей законы.

Ранегунда слушала и страдала, не в силах взглянуть на одинокую пару, стоящую в отдалении от всех.

— Помолимся же Христу, — продолжал Гизельберт, все более возвышая голос, — чтобы Он не оставил нас и был с нами во всем, что мы делаем, дабы мы могли наилучшим образом исполнять Его волю. Мы просим Его в нужный момент дать нам знак, что наши действия заслуживают Его одобрения.

Настоятель перекрестился опять, и все сделали то же, кроме капитана Жуара, поддерживавшего стоявшую с безучастным видом Мило.

Маргерефа Элрих, откашлявшись, встал.

— Я хочу заявить, что этот суд представляется мне несвоевременным и ненужным. Брат Андах уже установил, что жена капитана Жуара не виновна в нарушении верности мужу, а мой духовник, надо сказать, с большим тщанием ее опросил. — Он бестрепетно встретил укоризненный взгляд брата Гизельберта и повторил: — Да, я удовлетворен заключениями брата Андаха и считаю его суждение справедливым. — Произнеся эти слова, маргерефа вдруг вспомнил об оставшихся в крепости Беренгаре и Пентакосте и насупился, тщетно пытаясь выбросить из головы эту мысль.

Его заявление отнюдь не смутило Гизельберта.

— Это не ваше дело — решать, нужен наш суд или нет. Вы не имеете отношения к ордену, а капитан Жуар — ваш офицер. Вполне естественно, что вы поддерживаете его точно так же, как наше братство поддерживает меня. И все же я попрошу брата Дезидира записать ваши слова, чтобы у вас не было впечатления, что их пропускают мимо ушей. — Он опустил голову на руки и некоторое время молчал, затем снова перекрестился. — Начнем же.

Монахи, сидящие сзади него, тут же застыли, однако солдаты не сразу поняли, что от них требуется, и продолжали шептаться. Брат Гизельберт хлопнул ладонью по столу.

— Эй, там, прикусите язык!

Не очень-то подходящее замечание для начала судебного разбирательства, подумал сидящий на дальней скамье Сент-Герман.

— Выслушаем обвиняемую, — громко провозгласил брат Эрхбог. — Пусть она исповедуется теперь перед нами.

— Да, — согласился брат Гизельберт. — Пусть ответит на наши вопросы. — Он обернулся к выступившему вперед капитану Жуару. — Так не пойдет, капитан. Вам нельзя стоять между нею и нами. Мы должны видеть, лжет она или нет.

— Она лгать не станет, — заявил капитан скорее расстроенно, нежели дерзко. — А если солжет, я отвечу за то.

— Ответите в любом случае, — резко бросил брат Гизельберт. — А сейчас отойдите.

— Она лгать не станет, — повторил капитан Жуар, и на щеках его заиграли желваки.

— Женщины лживы. Это у них от Евы. — Брат Гизельберт помолчал, затем прибавил: — Капитан, не заставляйте нас ждать. Вам разрешается встать за нею, но не ближе.

На мгновение всем показалось, что капитан Жуар не подчинится приказу, но он сделал шаг назад, потом еще и встал у Мило за спиной — с тем расчетом, чтобы она могла на него опираться.

— Спрашивайте, раз уж должны, — со вздохом произнес он, для верности обхватывая жену за талию.

— Не пугайся, дитя, — подбодрил женщину брат Андах. — Христос Непорочный милостив, он простил уже многих несчастных. Отвечай правдиво, как отвечала мне раньше, и будь уверена: никто не обидит тебя.

Хотя Мило стояла к столу лицом, глаза ее словно блуждали в каком-то другом пространстве, а жесты походили на хаотические подергивания плохо сработанной марионетки.