«Пожалуйста, ну пожалуйста», – думал Натаниэль, продолжая перебирать карточки. Но глаза больше не видели написанных там слов, и он замер, ожидая толчка, щипка, удара. Грубого слова. А то и чего похуже.

Однако, не дойдя до него нескольких шагов, Жак остановился. Его задержал знакомый вибрирующий звук. И он, как собака Павлова, не смог не прореагировать и достал свой айфон.

Его лицо осветилось экраном.

– Где «Т»?

– Здесь, – сказал Натаниэль, отступив на несколько шкафов. – А что?

Но Жак не ответил. Он нашел ящик и стал просматривать карточки, бормоча:

– Тюркотт, Тюркотт. Вот один. Нет, не он.

Несколько минут спустя Жак сделал шаг назад, пока еще слишком озадаченный, чтобы раздражаться.

Телефон Хуэйфэнь зазвонил.

– Жак прислал эсэмэску из архива. Антони Тюркотта нет.

Амелия снова вызвала фотографию с витражом на экране своего айфона. Прокручивая список, стала читать имена.

– И здесь нет Тюркотта.

– Вы уверены, что нашу карту нарисовал Антони Тюркотт? – спросила Хуэйфэнь.

– Абсолютно, – ответил месье Бержерон.

– Тогда почему мы не можем его найти?

«И почему, – подумала Амелия, – все, что имеет отношение к Антони Тюркотту, исчезает?»

– Salut, Арман. – Мишель Бребёф поднялся из-за стола в своем кабинете. – Прошу прощения. Коммандер.

В воздухе повеяло холодком.

Бребёф с преувеличенной вежливостью протянул руку, и Гамаш пожал ее, а затем представил заместителя комиссара Желина.

– Из КККП. – Бребёф показал на маленький значок на лацкане пиджака Желина. – Я обратил на вас внимание в коридорах. Вы здесь, чтобы обеспечить беспристрастность следствия?

Желина кивнул, и Бребёф обратился к Гамашу:

– Вижу, ты по-прежнему поступаешь правильно.

Холодок стал пощипывать.

– Мы и на тебя надеемся в этом смысле, – сказал Гамаш и увидел, как дрогнуло лицо Бребёфа. – Это возможно?

И прежде чем тот ответил, двое вошедших сели. Гамаш положил ногу на ногу и устроился поудобнее.

– У нас к тебе несколько вопросов, Мишель.

– Меня уже допрашивали, но я всегда рад быть полезным. Приблизились к ответу, кто убил Ледюка?

– Подбираемся, – ответил Гамаш.

Он посмотрел на Желина, который с интересом слушал их диалог.

Сказать, что между ними двумя существует неприязнь, было бы серьезной недооценкой. Воздух так пропитался ядом, что стало трудно дышать. Большую его часть излучал Бребёф, но и Гамаш от него не отставал. Неприязнь скрывалась под тонким, потрескавшимся налетом любезности. Но запах давно загнивших отношений просачивался сквозь трещинки.

Все гипотезы офицера КККП о том, что эти двое вступили в сговор с целью убийства Сержа Ледюка, мигом исчезли. Он сомневался, что эти люди в состоянии выдержать друг друга десять минут, а о составлении плана и его реализации и говорить было нечего.

– Насколько хорошо вы знали Сержа Ледюка? – спросил Желина.

– Я слышал о нем, конечно. Когда его перевели сюда, я еще служил в Квебекской полиции. Его назначили вторым лицом в академии под руководством этого старого идиота. Но фактически всем заправлял Ледюк.

– Вы в то время были старшим офицером, – заметил Желина. – Суперинтендантом.

Мишель Бребёф слегка кивнул в знак согласия.

– Вы, наверное, не помните, но мы однажды встречались, – сказал Желина. – Много лет назад, на одном из консульских мероприятий.

– Правда?

Ответ прозвучал вежливо, но по тону было ясно, что Бребёф не помнит и не желает вспоминать. Поль Желина, вероятно, присутствовал в качестве одного из множества гостей. А вот Мишель Бребёф всегда запоминался. Невысокий человек, занимавший много пространства не потому, что требовал его, а потому, что излучал властность.

Сам того не желая (а может, и желая), он повсюду становился центром внимания.

Единственной другой известной Желина персоной, способной так же сразу и естественно становиться центром внимания, был человек, сидящий рядом с ним. Но Арман Гамаш обладал и другими качествами, которых Бребёф не имел.

Если Гамаш хотел, он мог становиться незаметным. И, судя по всему, он решил стать незаметным в данный момент.

Арман Гамаш сидел молча. Словно черная дыра образовалась в кабинете.

В каком-то смысле это обескураживало больше, чем энергия, исходящая от человека по другую сторону стола.

– Значит, вы его знали, – сказал Желина.

– Сержа Ледюка? Нас представляли несколько раз по разным официальным поводам. Когда я приходил сюда с обращением к выпускникам и на парадах. Но обычно он был на занятиях с кадетами, а я – на подиуме.

Не очень скромное напоминание о разнице в их положении.

– А когда вы приняли предложение преподавать здесь, ваши отношения возобновились?

– С вашей стороны это намеренная дезинформация, – весело сказал Бребёф, хотя его веселость не распространялась на серые, зимние глаза.

Желина подумал, что они похожи на уличную слякоть. Не вода и не снег. Промежуточное состояние. Мартовские глаза.

– Возобновлять было нечего. Мы почти не знали друг друга, но да, когда мы оказались здесь в одной компании, мы познакомились немного поближе.

– Вы говорите так, будто у вас не оставалось иного выбора.

– Правда? Нет, ничего такого я не имел в виду.

– Насколько хорошо вы его узнали за прошедшие месяцы?

Бребёф посмотрел на Желина, и тот практически прочитал его мысли: «Ему любопытно, сколько нам удалось узнать. Он уже знает о результатах анализа ДНК и данных по отпечаткам пальцев. Он точно знает, какие шаги мы предпринимаем и в каком порядке. И как оказаться на шаг впереди нас».

– Несколько раз я бывал в его квартире.

– А он у вас?

Этот вопрос удивил Бребёфа, и он слегка приподнял брови:

– Нет.

– О чем вы говорили, когда находились вдвоем?

– Обменивались боевыми историями.

– А он не рассказывал вам о мошенничестве и договорных контрактах? О своих анонимных банковских счетах в Люксембурге? – спросил Желина.

Гамаш едва заметно пошевелился на стуле.

«Он не одобряет того, что я сообщил Бребёфу о криминальной деятельности Ледюка», – подумал Желина. Но слово уже вылетело, и к тому же офицер КККП сделал это намеренно, чтобы увидеть реакцию Бребёфа.

– Он упоминал о какой-то своей незаконной деятельности, – ответил Бребёф. – Вероятно, таким образом он пытался найти точки соприкосновения. Ему, конечно, была известна моя история.