Их поиск, пусть и поверхностный, позволил обнаружить, что, хотя топонимическая комиссия существовала только с 1977 года, правительственные чиновники вели картографические работы с 1912-го, нанося на карты квебекские города, деревни, горы, озера и реки и давая им официальные названия.

– Хотите знать, кому принадлежал этот дом в начале двадцатого века? – спросил чиновник муниципалитета в Сен-Реми.

Двое молодых людей кивнули.

– Зачем?

Заметив, что Жака обозлил этот вопрос, Натаниэль поспешил вмешаться.

– Учебный проект, – сказал он. – История района. Это ведь открытые сведения, верно?

Клерк согласно кивнул:

– Но с поиском вы намучаетесь.

– Почему?

– Наши архивы по собственности охватывают более двухсот лет, – сказал клерк. – Однако не все они оцифрованы.

– Тогда где они? – спросил Натаниэль.

– На карточках. В подвале.

– Ну конечно, где же еще, – пробормотал Жак.

Клерк открыл деревянную дверь и включил свет. Загорелась голая грязная лампочка, свисающая с потолка на подозрительно старом проводе, и осветила лестницу, ведущую вниз.

– Не снимайте курток, – посоветовал клерк.

– Там холодно? – спросил Натаниэль.

– И не только холодно. Перчатки вам тоже понадобятся.

Он поморщился и разве что не перекрестился, провожая взглядом двух молодых людей, спускающихся по деревянным ступеням.

Они остановились на земляном полу, снимая с лица реальную или воображаемую паутину. Вдоль стен из шлакобетона стояли ряды металлических шкафов с записями по собственности и собственникам. Где-то среди этих материалов находилась карточка со сведениями о том, кто владел домом, в котором сейчас размещалось бистро.

Так они узнали бы, кто нарисовал карту и замуровал ее в стене.

– Черт, – сказал Жак, оглядывая шкафы.

– Вы обратились не в тот департамент, – сказала секретарша, усталого вида женщина средних лет.

В приемную заходили в основном жители с жалобами. Они обвиняли лично ее в налоговых счетах, рытвинах на дорогах, отключении света, а одна мать двадцать минут кричала на нее, потому что ее ребенок заболел корью.

– Мы хотим выяснить, кто нарисовал эту карту, – сказала Хуэйфэнь, пододвигая бумагу по затертому столу к усталой женщине.

– А я хочу, чтобы вы поняли, – сказала секретарша, отодвигая бумагу назад. – Мне. Это. Все. Равно.

– Но офис топонимической комиссии находится здесь, верно? – спросила Амелия.

Женщина посмотрела на нее с отвращением и перевела взгляд на менее неприятную из двух посетительниц. На китаянку.

– Комиссия дает названия, – объяснила она. – Мы не делаем карт.

– А раньше делали? – спросила Амелия, однако на этот раз женщина даже не удостоила ее взглядом.

– Мы все-таки можем поговорить с кем-нибудь из комиссии? – спросила Хуэйфэнь и улыбнулась секретарше, у которой был иммунитет против хорошего настроения.

– Разумеется.

– Да, – сказала Амелия. – Кто бы сомневался.

Женщина подняла трубку и нажала на кнопку:

– Тут с вами хотят поговорить. Нет, я не шучу. Одна китаянка. Да не смейтесь, это правда.

Повесив трубку, она показала на зону ожидания и вернулась к своим делам.

– Я превратилась в невидимку, – сказала Амелия, когда они сели.

– Для тебя это, видимо, в новинку, – заметила Хуэйфэнь, и Амелия улыбнулась.

После нескольких минут ожидания Хуэйфэнь спросила:

– Почему ты подала заявление в академию? Ты не очень-то подходишь для работы в полиции.

– А ты? Китаянка?

Хуэйфэнь улыбнулась:

– Да, но китаянка с пистолетом подойдет для чего угодно.

Амелия рассмеялась, и секретарша неодобрительно посмотрела на нее.

– Не помню точно, почему я подала заявление, – сказала Амелия. – Наверное, напилась или накурилась.

Домовладелица с широко расставленными жирными ногами, с сигаретой, дрожащей в желтоватых пальцах. А на экране телевизора – женщина в форме, женственная и уверенная в себе.

Тогда Амелия увидела два варианта своего будущего.

– Я не думала, что меня примут, – призналась она. – И ты права, я не подхожу для полиции. Я ни для чего не подхожу. Могла не подойти и для академии.

– Академия – это не так уж плохо, – сказала Хуэйфэнь. – Почему ты меня не послушала?

– Что? Когда? Я тебя слушаю.

– Я не про сейчас. Я про первый прием у коммандера. Помнишь, я тебя предупреждала держаться от него подальше.

– Тогда я не поняла, кого ты имеешь в виду – коммандера или Ледюка.

– Ну, теперь-то ты знаешь.

Амелия кивнула. Она всем сердцем жалела, что тогда не знала того, что знает теперь.

– Ты догадываешься, кто его убил? – спросила она у Хуэйфэнь.

– Герцога? Нет.

– Но ты, вероятно, хорошо его знала.

– С чего ты взяла?

– Мне показалось, вы близки.

– Близки? С Герцогом? – переспросила Хуэйфэнь. – С ним никто не был близок. Мы, как и ты, делали, что нам говорили. Ты когда-нибудь оставалась с ним наедине?

– Нет.

Но готка покраснела, и Хуэйфэнь поняла, что Амелия солгала. Помедлив, она легонько прикоснулась к руке Амелии. Словно мотылек сел на кожу, а потом взлетел.

В этот момент секретарша встала и огляделась. Заметив движение китаянки, она покачала головой. Дело было еще хуже, чем она думала.

– Он примет вас сейчас. Первая дверь направо по коридору.

* * *

– Merde, – сказал Жак.

Он склонился над выдвинутым ящиком и бросил взгляд вдоль длинного ряда шкафов, уходящих в темноту.

– Не представляю, как мы найдем записи по этой недвижимости. Они тут даже не в хронологическом порядке, а в алфавитном. Охренеть!

Натаниэль придерживался аналогичного мнения.

Хуже того, кантоны не признавали деревню Три Сосны как отдельное поселение. Здесь не было ни одного упоминания о Трех Соснах.

А еще хуже было то, что Жак все больше злился. Ему было скучно. Он проявлял нетерпение. И Натаниэль понимал, что это значит. Когда Жаку надоест ругать систему архивации, он станет искать другую мишень.

– Ты прав, – сказал Натаниэль. – Поскольку они тут в алфавитном порядке, мы можем искать по фамилиям погибших, пока не найдем совпадения.

Натаниэль вытащил свой айфон и нашел фотографию витража и списка под ним.