Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он хотел дать вам понять, что не осуждает вас? – спросил Желина, и Бребёф тут же ощетинился:
– Поверьте, заместитель комиссара, мнение Сержа Ледюка меня совершенно не интересовало.
– И все же создается впечатление, что у вас было много общего. Вы оба были старшими офицерами в Квебекской полиции. Оба пользовались своим положением в собственных целях, а потом вас изгнали из полиции за криминальную деятельность. От судебного преследования вас спасли высокопоставленные друзья. В вашем случае – месье Гамаш. В его – старший суперинтендант. И вы оба оказались здесь, в академии.
– Вы пришли сюда оскорблять меня или просить о помощи?
– Я указываю на схожие моменты в ваших послужных списках, – сказал Желина. – Только и всего.
– Схожие моменты, как вы выражаетесь, может, и есть, но у меня с ним нет никакого сходства, – отрезал Бребёф. – Что с него взять? Вульгарная личность. Кусок угля, возомнивший себя алмазом. Болван с большим кабинетом.
– Тогда что вы делали в его гостиной? В его ванной? В его спальне? – спросил Желина, отбросив любезность. Он послал через стол бумажную копию криминалистического отчета. – Каким образом в ваших руках оказалось орудие убийства?
Гамаш снова пошевелился, но потом замер.
Бребёф взял бумаги и просмотрел их наметанным взглядом следователя с большим опытом. Сразу нашел информацию, имеющую отношение к словам Желина.
Его лицо, поначалу мрачное, чуть расслабилось. В этот момент Желина понял, почему Гамаш среагировал, пусть и едва заметно, когда Желина передал отчет Бребёфу.
Да, там говорилось, что Мишель Бребёф, возможно, держал в руках орудие убийства. Но там говорилось, что, возможно, его держал и Гамаш.
– Вы не хуже меня знаете, – сказал Бребёф, отправляя отчет назад к Желина, – что это предположение. Неприемлемое как доказательство.
– Значит, вы отрицаете это?
– Конечно. Я понятия не имел, что у него есть оружие, хотя мне и следовало бы догадаться. Только идиот будет держать оружие у себя в комнате в академии. Тем более я не мог предположить, что это будет такое оружие. Револьвер? Вам не кажется, что это лишено всякого смысла?
Вопрос был адресован Гамашу.
– Я бы ожидал найти у него ракетный пусковой комплекс, – ответил Гамаш, и Бребёф рассмеялся.
И в этот миг раскрепощенного веселья Желина увидел кое-что еще.
Увидел, почему Гамаш и Бребёф могли быть друзьями. Из них могла бы получиться великолепная команда, если бы один не пошел вверх, а другой не сбавил шаг.
После этого мгновения близости между ними атмосфера в кабинете изменилась.
Мишель Бребёф стал более спокойным, задумчивым.
– Вы хотите знать, почему мы иногда вместе обедали и выпивали? – спросил Бребёф более тихим и мягким голосом.
Поль Желина кивнул и покосился на Гамаша, но тот не шелохнулся. Он все еще смотрел на Бребёфа проницательным, внимательным взглядом.
– Я ходил к нему, потому что чувствовал себя одиноким, – сказал Бребёф. – Вокруг меня были люди, однако никто не хотел иметь со мной ничего общего. Я их не виню. Я сам сделал это с собой, а сюда приехал, чтобы попытаться искупить вину. Я знал, что со старшими кадетами мне будет затруднительно каждый день говорить о коррупции и о моих собственных искушениях. О том, как можно сбиться с пути, когда ты получаешь власть и оружие, когда у тебя нет границ, кроме твоих собственных. Одно дело говорить, что власть развращает… – он посмотрел на Гамаша, – но ты был прав. Гораздо эффективнее, если видишь это своими глазами. Я рассказывал им о собственных грехах, как все начиналось с мелочей. И росло. Я рассказывал об опасности сойтись не с теми людьми. Я обучал весь класс на примере одного червивого яблока. И признавал, что это яблоко – я. В самый первый день занятий я написал наверху доски слова из Евангелия по Матфею и оставил их там. Это было унизительно, но необходимо.
Он говорил тихо и обращался напрямую к Арману.
– Я думал, что хуже всего будет на занятиях, но я ошибался. Хуже всего мне становилось по вечерам, когда я слышал смех и музыку. Когда я знал, что ты рядом, в том же коридоре, разговариваешь с кадетами. А я сидел один и ждал: может, зайдет кто-нибудь.
Поль Желина чувствовал себя так, будто он исчез, подавлен, похоронен. Альпинист, застигнутый лавиной отношений между двумя этими людьми.
– Время от времени я заходил к Сержу Ледюку, потому что он единственный улыбался, увидев меня.
– Это ты его убил, Мишель? – тихо спросил Арман.
– Кто станет пускать пулю в свой надувной спасательный плотик? – спросил Бребёф. – Нет, я его не убивал. Я ему не симпатизировал, не уважал его. Но такие же чувства я испытывал к себе самому. Я не убивал этого человека.
– Есть ли у вас какие-либо предположения на этот счет? – спросил Желина, встревая в разговор.
– Мне бы хотелось сказать вам, что это сделал кто-то из преподавателей, а не кадетов, но я не могу, – сказал Бребёф. – Кадеты теперь не такие, какими были мы. Они грубые, невоспитанные. Вы посмотрите на эту первокурсницу с татуировками и пирсингом. А как она разговаривает с преподавателями! Я был потрясен. Что она здесь делает? Наверняка одна из протеже Ледюка.
– Вообще-то, ее принял я, – сказал Гамаш. – Амелия Шоке лучшая в своей группе. Она знает древнегреческий и латынь. И ругается, как преступники, которых она будет когда-нибудь арестовывать. А ты, Мишель, сама аристократичность. И при этом нарушил все законы, которые клялся охранять.
Бребёф глубоко вздохнул, то ли успокаиваясь, то ли готовясь к переходу в наступление. Тонкий лед, на который они ступили, начал подламываться. И главным виновником этого был Гамаш.
Наступило мгновение, когда мир как будто замер.
Наконец Мишель Бребёф улыбнулся:
– Я обошел тебя по карьерной лестнице, Арман, но ты всегда превосходил меня по человеческим качествам. Как утешительно для тебя знать об этом. И постоянно напоминать мне. – Он перегнулся через стол. – Пошел ты в жопу.
Это было произнесено со странной смесью юмора и гнева. Шутил ли он или и в самом деле чувствовал себя оскорбленным?
Желина посмотрел на Гамаша, который поднял брови, но тоже улыбнулся. И Желина понял, насколько хорошо эти двое знают друг друга. И при всем озлоблении тут присутствовала и близость. Тесные отношения.
Узы, которые могли образоваться только за долгие годы дружбы. И несомненно, узы не только ненависти, но и любви.
Поль Желина сделал себе заметку на память покопаться в их прошлом. Он знал их с профессиональной стороны, а теперь пришло время узнать про их личную жизнь.
– Убийство Сержа Ледюка случилось не вдруг, – сказал Бребёф. – Если бы это было так, вы бы уже поймали убийцу. Нет. Убийство было хорошо продумано. Ледюку нравилось мучить людей. В особенности тех, кто не мог ему ответить. Но на этот раз он выбрал не ту цель.