Тем не менее многие очевидцы сообщают, что видели его трость, двигающейся по улице Грассмаркет в последующие ночи. Это происходило всякий раз, когда интерьер пустующей квартиры майора начинал светиться. Эти ночи также называли горящими башнями Эдинбурга».

Последнюю фразу я произнесла вслух. Затем я сказала:

– «Пройди кругом, будь светом и тенью, башни Эдинбурга горят, Ясень говорит». Тень и свет. Под этим ты подразумеваешь его. Майора. Он был темным, злым азлатом, но и светлым, потому что творил добро. Время от времени. Он исцелял. Вейр положил конец войнам. «Башни Эдинбурга горят». Под этим ты имеешь в виду эти ночи. Его. «Ясень говорит». Его трость. Должно быть, это просто совпадение, что она сделана из ясеня? – Я ахнула, потому что внезапно все встало на свои места. – То есть древо Авалона – это ясень. Все… все совпадает.

Камило смотрел на меня безо всякого воодушевления.

– И-или?

– Не моя работа – рассказывать тебе об этом, Дидре.

– Но я уже поняла! Тебе просто нужно это подтвердить.

Он взял долгую паузу. Затем повторил:

– Не моя работа – рассказывать тебе об этом, Дидре.

Разочарованная, я громко выдохнула.

– Ты хочешь сказать, что моя сила имеет какое-то отношение к майору Томасу Вейру?

– Я вообще не хочу тебе ничего говорить.

– И что должен значить следующий абзац твоего стихотворения? Я имею в виду:

«Жизнь и смерть, переплетенное время,

Улыбка, окровавленное вечернее платье!

Корона пала, инцест похоть породит,

Больной бред, вечность и ночи,

Когда в августе первый крик прозвучит».

– «Жизнь и смерть» – это мог быть и майор. В конце концов, ходят слухи, что он болтается теперь между жизнью и смертью. Но это «окровавленное вечернее платье»? А «корона»? Какая корона? – В задумчивости я принялась расхаживать взад и вперед. – Инцест ему тоже подходит, очевидно, из-за его сумасшедшей сестры. Но что за «первый крик в августе»?

– Я должен идти, Дидре.

– Что? – Я озадаченно посмотрела на Камило. – Почему?

– Моя работа здесь закончена. – Он пальцем убрал локон с моего лица. Затем Синклер повернулся и собрался уходить, как вдруг что-то внутри меня дико запротестовало.

– Подожди! – крикнула я. Он остановился. Я подавила нервозность, учащенное биение своего сердца. – М… моя задача еще не выполнена.

– Гринблад, – сказал Камило очень медленно, тоном, который лишил меня всех чувств. – Ты больше не получишь от меня никаких указаний.

– Я не это имела в виду.

Он поднял одну бровь.

– А что тогда?

– Это.

Я преодолела расстояние между нами, обхватила его лицо и прижалась губами к губам. В первый момент у Синклера перехватило дыхание, но уже в следующий он отдался мне. Я отшатнулась назад, пока Камило не прижал меня к стене. Клянусь богами, мы оказались в общественном месте! Но меня это не интересовало. Сейчас меня интересовал только он, его аромат, его твердое, мускулистое тело и тот чертов бугорок, который, как я почувствовала, упирался мне между ног. Если бы я только надела пальто! Или… нет. Так было даже лучше. Так, как это было… Боже, просто прекрасно.

Наш поцелуй не был романтичным. Он был жестким, напряженным, диким и беспорядочным. Зубы, язык, губы. Все сразу. Это было именно то, в чем я нуждалась, чтобы утолить мою жажду. Руки проникли под его льняную рубашку, Камило оторвался от моих губ и вместо этого принялся за мою шею, облизывая и целуя. Я впилась ногтями в его кожу и застонала. Это было так соблазнительно, что между ног сильно пульсировало.

– Нас могут… нас могут увидеть здесь, – выдохнула я, после чего рука Камило обхватила мое бедро и потянула меня за угол. Внезапно мы оказались в более темном переулке.

Он прислонился своим лбом к моему, дыша быстро и беспокойно.

– Не здесь.

Губы, губы, губы. Они двигались быстро. С трудом. Я укусила Камило. Его член дернулся рядом с моими колготками.

– Ты сводишь меня с ума, Гринблад. – Его влажное теплое дыхание пробежало по моей ключице. – Невероятно сводишь с ума.

И вдруг его рука исчезла под моими колготками. Под моими трусиками. Он посмотрел на меня, ища разрешения, и я кивнула, прижимаясь к нему.

Палец Синклера проник глубже. Мой пульс участился. Мучительно медленно он продолжал двигать им, в то время как поцелуи становились все более хаотичными, дикими и быстрыми, теряя четкость из-за возросшего желания.

Когда палец Камило коснулся моего клитора, я похотливо захныкала. Одновременно прижала руку ко рту, но Камило перехватил ее и переплел свои пальцы с моими, чтобы я не могла сделать это снова.

– Не прячься, – сказал он. – Хочу слышать, какое сильное удовольствие я тебе доставляю.

Я раздвинула для него ноги, откинув голову к стене дома, учащенно дыша, пока Синклер покрывал поцелуями мою шею. Его палец снова прошелся по моему чувствительному месту.

– Боги, – пробормотал он. – Какая ты мокрая. Какая чертовски идеальная.

Какая чертовски идеальная. Мое сердце переполнилось счастьем. И когда его палец двинулся дальше, исследуя меня, я полностью потеряла рассудок. Я никогда не подумала бы, что была способна издавать такие звуки.

– Вот это я и хочу от тебя слышать, принцесса. – Он укусил меня за мягкую кожу под мочкой уха. Звезды плясали перед глазами. – Стони для меня.

И я это сделала. Когда палец Камило проник в меня, я захныкала от переполняющих меня эмоций, становясь то громче, то тише под требовательную мелодию моего желания, которая гармонировала с его вожделением. Синклер терся об меня, тяжело дыша в шею. Он ввел в меня второй палец.

– Так хорошо? – спросил Камило.

– Д-да.

– Насколько хорошо?

– Очень.

Он застонал. Его движения внутри меня стали быстрее, и я задрожала. В нижней части живота нарастало огромное давление. Внезапно мне стало наплевать на все. На то, что я стояла с ним здесь, в переулке, стянув колготки и трусики. На то, что люди могли нас услышать. На то, что он не хотел рассказывать мне, что там было с этим стихотворением. На то, что я понятия не имела, что со мной происходило и почему я способна на то, на что не способен никто другой. Ничто из этого больше не имело значения. Только этот миг. Наши рты, наши бьющиеся сердца. Наши губы, наши движения. Его пальцы внутри меня, его член на мне. Я не знала, как Камило это сделал, но внезапно он нащупал точку во мне, которая казалась такой правильной, такой соблазнительной и совершенной, что у меня перехватило дыхание.

– Еще, – простонала я, потому что мне вдруг захотелось больше. Захотелось