— Отвечу! Не отопрусь, как ты, что, мол, свидетелей не было!

Грачев, выплескивая возмущение в еще каких-то не очень разборчивых фразах, порывисто зашагал к дверям. И лишь на улице, когда поостыл, поджидая машину, ему подумалось, что он, пожалуй, переборщил, и что с Воробьихинским так ругаться ему нет расчета, хотя ругаться и надо. А еще несколько минут спустя решил, что с таким деятелем лучше переборщать, чем стоять перед ним с протянутой рукой.

Особенно его возмущали неприкрытые попытки Воробьихинского очернить Букварева, посеять сомнения в его способности руководить стройкой. «Вот прохиндей! — почти вслух ругался Грачев, не в силах усидеть за столом и не находя себе места во всем своем просторном кабинете. — Накапал на честного парня и рад. И ведь знает, что делает. Тонко понимает, подлец, что и я теперь начну сомневаться, правильно ли сделал. Но на всякий яд есть сыворотка. И мы найдем, что нужно. Так что прочь сомнения! Хотя… Не сплеча ли я дрова рублю?..»

Грачев наконец заметил, что давненько уж носится в кабинете из угла в угол и бьет правым кулаком по левой ладони. Он поостыл, и у него мелькнула мысль: «А все-таки надо съездить к Буквареву в ближайшие дни, приглядеться…»

— Пал Палыч, правительственная, — сказала, входя, секретарша и подала пакет. Грачев вскрыл письмо и углубился в чтение.

— Ха-ха! — вдруг вскрикнул он и весь просиял. — У меня будет свой проектный институт! Соб-ствен-ный! Дуля тебе, дорогой товарищ Воробьихинский, дуля! Теперь поглядим! Я у тебя весь букваревский дорожный отдел уведу! Разве кроме Губина. Весь букваревский. — Грачев говорил все тише. — Букваревский, Бук-ва-рев. Стоп.

И Грачев надолго задумался.

В СЕТЯХ НЕДОВЕРИЯ

И на другое утро хозмашина стояла неотремонтированной. Шофер ругался сквозь зубы и требовал от Букварева рессоры и другие запчасти. Букварев злился и молчал, отделавшись каким-то неясным обещанием.

За хлебом, за водой, а заодно и с депешей Грачеву о срочных нуждах, в сельпо и на почту пришлось посылать трактор. Хорошо еще нашлась к нему прицепная тележка.

Букварев понимал, что таких «ЧП» в отряде будет еще немало, и спокойно отнестись к такому положению не мог. «Это же сплошная нервотрепка, — раздраженно думал он. — Такими вопросами должны заниматься механик и завхоз!»

— Механик есть. Тот самый, что с бородкой. Но он работает на бульдозере. Заработок больше. А механику, как таковому, тут делать нечего: ни запчастей, ни ремонтной базы, — пояснил Юра.

— В конце концов, не в машинах дело. Они поломаются и стоят себе, помалкивают. А если на простое окажутся люди? Им что скажем? Они-то молчать не будут! — горячился Букварев.

Юра в ответ только пожимал плечами и становился настолько неприятен Буквареву, что хоть гони его от себя. Не понимал и не выносил Букварев спокойствия своего первого помощника, а Юра и в самом деле повел себя в этот день так, будто ничто его не трогает и не касается. Больше того, Букварев начал замечать на его лице то ли ироническую, то ли мечтательную улыбочку. И еще неприятно было видеть, что Юра с удовольствием записывает что-то в карманный блокнотик.

«Стихи, что ли, для Нади сочиняет? Или мои ошибки на заметку берет?» — раздраженно думал Букварев.

Но раздражение охватывало его лишь на несколько минут. В мозгу была словно бы отпечатана вся картина сегодняшних и предстоящих работ. Она и поглощала внимание.

…Мороз не крепнет. Перед экскаватором Михайлова яма с краями полна черной воды. На штурм котловины нет плана и проекта. Отряд не справляется с заданием по земляным работам.

Нет запчастей. Неважно со снабжением. Кончился квартал, а к сдаче не подготовлено ни одного километра полотна… Дров нету, черт побери! Что тут главное? Что второстепенное?

Букварев расхаживал по своему кабинетику и едва удерживался, чтобы не схватиться за голову.

— Экскаватор в карьере сломался. Самосвалы грузить нечем, — сообщил, входя, Юрочка, и Букварев все же схватился за голову. — Они через пару часов починятся, — продолжал докладывать Юра. — Там только трос заменить. Во всю шуруют. А шоферам все равно надо бы дать день на профилактику. Я так и распорядился. Не сидеть же людям.

— А шофер хозмашины сидит! — сердито напомнил Букварев.

— Он мог бы и ехать, если сюда приполз.

— Не понимаю…

— А он нового начальника, то есть вас, испытывает.

— Что за чертовщина!

— В сельпо, куда он ездит, тоже есть машины. И запчасти у тамошних шоферов водятся. Пахомов с ними как-то контачил, что-то было у них баш на баш. Шофер хозмашины все это знает.

— Слышал, что бывает подобное. Но почему сейчас-то он сидит?

— Испытывает. Ждет, чтобы разрешили ему, как при Пахомове, отлучиться с машиной денька на два. Левак, в общем. И выпить ему пришел срок. Знаете, чем нравится мне наш отряд? — вдруг заинтересованнее заговорил Юра. — Тем, что рабочие сами установили в поселке сухой закон. Ни-ни, чтобы кто-то привез хоть четвертинку. И под хмелем здесь появляться нельзя: отвалтузят и отправят малой скоростью. И вообще тут любителей заложить за воротник, пожалуй, нет. Работать приехали люди. Разве что Пахомов и вот этот шофер не могут отвыкнуть. Да и то позволяют себе только на стороне.

— И какой же выход? — спросил Букварев, думая о хозмашине и пропустив мимо ушей рассказ о поселке трезвенников. — Поощрять левые заработки? Разлагать людей? Это что-то такое, с чем я не могу согласиться.

— А если на основе взаимности? — спросил Юрочка, глядя почти насмешливо. — Если мы им, а они нам? Да еще надо учесть, что шофер этот работает по десять-двенадцать часов в сутки, а мы пишем восемь?

— Не-ет! Левак еще никому не шел на пользу. Тем более с выпивками.

— Черт их знает! Пахомов меня в это дело особенно не посвящал. Но слышал я краем уха, что в сельпо у него родственники дом строят… По форме это, может, и левак, а