союз. По воскресеньям он брал меня в поездки по деревням, где произносил речи, а я должен был раздавать пропагандистские листовки. Все это было для меня внове, поэтому интересно.

Нынешняя молодежь уже более причастна к политическим событиям, чем мы тогда. В школе о политике речь шла редко. И вообще, она прежде не воспринималась так серьезно, как сейчас. Видимо, это было связано с тем, что жизнь шла неторопливо, как по накатанной колее.

Я прожил в этом имении полгода и научился многому, азам того, что на практике требуется от фермера. В небольшом хозяйстве, где работаешь прямо на глазах владельца, основы можно изучить лучше, чем в хозяйстве большом. Например, когда надо было стричь овец, их перед этим мыли в протекающем там Эдере. Я, как и другие, должен был целый день стоять в воде, где мыли овец, прогоняя их через длинную цепочку людей. Между делом – только стакан теплого пива. Такое остается в памяти.

Как-то нужно было приобрести молодых гусей. Меня отправили в повозке по деревням, где производился торг. Потом это были поросята, которые также покупались на местах; мне тогда очень нравились эти поездки, я испытывал ощущение собственной важности. В общем, учеба была по-настоящему тяжелой, но силы мои питала любовь к сельскому хозяйству. Когда я, подобно Фрицу Триддельфитцу523, во время сбора сена проезжал от расположенных вдали полей на нашей упряжке с нагруженной сеном телегой через курортный город Вильдунген, я был горд собой. Мой дядя всегда говорил, что я смотрелся так, будто требовал аплодисментов.

Осенью после этой первой подготовки я попал в обучение в «Пройсиш Ланке», крупное имение в западной Пруссии, вблизи города Торн. Здесь я уже должен был выполнять функции управляющего скотным двором. Старый господин Штайнбах, которому принадлежало имение, считался очень толковым земледельцем, но скотина его была, напротив, запущена. В общем-то, я и здесь снова жил совсем неприхотливо – тогда в имениях понятия об условиях жизни были еще очень примитивными.

У меня была общая комната с инспектором. Это было не очень приятно, поскольку он был довольно неотесан, и с ним я не мог особо сблизиться. Но в профессиональном плане мы вполне ладили, легко находя общий язык. Тем не менее воспоминания о жизни в этом имении, где я провел больше года, остались весьма расплывчатыми. Мне не очень нравилось жить там, хотя господин Штайнбах всегда был мил и дружелюбен. Но в круг моего хозяйствования входили упряжка загнанных лошадей, плохие коровы, тощие овцы. Все же он, видимо, остался мною доволен, поскольку потом порекомендовал меня своему зятю Финдайзену, к которому я прибыл уже инспектором. Но между этим был еще год воинской службы и несколько (думаю, три) семестров высшей сельскохозяйственной школы.

Во время моего ученичества родители на меня мало тратили, поскольку у меня не хватало сил, чтобы что-то еще покупать, да и не было особых потребностей. Все обернулось совсем иначе, когда я год служил в армии. Я служил в Карлсруэ в первом Баденском лейб-драгунском полку. Прекрасный полк, великолепные окрестности неподалеку от Баден-Бадена, Шварцвальда, Гейдельберга и прочего в этом чудном краю. Я поехал в Карлсруэ, так как брат моего зятя и впоследствии мой друг Эрнст Руперти524, состоящий в родстве с графом Бисмарком525, у которого в Бадене было чудесное имение Лилиенхоф, служил в Карлсруэ свой срок из‐за этого дяди. По его рекомендации я поступил туда.

Год службы начался с больших расходов. После того как я подал запрос, а весной был принят, писарь отвел меня к портному полка, затем к сапожнику, и каждый из них счел нужным сделать столько мундиров, шинелей, сапог и прочего, необходимого для гардероба настоящего драгуна, что мне стало нехорошо. Я совсем не привык к таким тратам. От этих господ писарь отвел меня в пансион, который в свою очередь принадлежал господину в форме драгуна, и, особо меня не слушая, они все заказали и проверили. Когда мы осенью приступили к службе, я заметил, что у моих будущих товарищей все обстояло точно так же. Мы встретились в том же пансионе, и всех тоже обслужили портной и сапожник. Самое плачевное было то, что все изготовленное не подходило, было плохо сделано или непригодно, и нам пришлось заново заказать все у частного портного. Когда же мы выразили протест, эти господа стали строить из себя больших начальников, и мы испугались. Так все началось с настоящего фиаско. Но вскоре инцидент был забыт, а я получил в этот и следующий годы колоссальное удовольствие от разных учений. Если сравнивать стоявшие тогда перед солдатами требования с нынешними, то прежде они были не слишком обременительны – мы учились хорошо скакать верхом и ходить строем, этим, собственно, вся муштра и ограничивалась.

Рано утром, в шесть, шли в конюшню, чтобы ее убрать и почистить лошадей. В восемь был час инструктажа, затем с девяти до одиннадцати – езда верхом. Для меня это было самое приятное занятие, поскольку я с юности был хорошим наездником. Таким, весьма легким, для меня было начало, многим дававшееся тяжко. У меня была хорошая лошадь по кличке Кронпринцесса. Так прошла начальная пора. После этого летом добавились полевые занятия и строевая подготовка большими соединениями, что было довольно интересно. Мешала мне только моя полная музыкальная глухота, так что для сигналов мне все время требовался суфлер. При этом все проходило беспечно и весело, и все же, когда я сейчас думаю об этом, то признаю, что круг зрелищ и развлечений мог бы быть гораздо шире. В Карлсруэ был отличный театр, но мы редко его посещали, и кроме товарищей, с которыми проходил каждый вечер, общения было мало.

Самым прекрасным воспоминанием был большой праздник наездников, пришедшийся на юбилей полка. Присутствовал великий герцог Баденский526, наш шеф, и торжество было отмечено великолепно. Я выступал на лошади в роли французского кирасира. Соответствующую форму мне прислали, оставалось только отдать ее на подгонку. Праздник длился три вечера, были показаны высшие достижения верховой езды, и вся эта обстановка на арене и цирковая атмосфера доставили мне большое удовольствие. Когда великий герцог покидал площадь после овации, начатой нашим полковником фон Бернхарди, а мы в это время образовали живой коридор из всадников, герцог остановился возле меня и объяснил жене историю всех деталей французской формы. Я, разумеется, застыл соляным столбом. Вообще, присутствие высокопоставленных особ мне и, наверное, большинству очень импонировало. То же самое касается и различных кайзеровских парадов, в