— Зачем?

— Купим твоему братишке какую-нибудь игрушку.

Не скажу, что в восторге от новостей об отце Камиля и Ермаковой, но за эти два дня сумела свыкнуться и признать наличие у себя четырехгодовалого деверя.

— Я дарю ему квартиру, — напоминает Камиль, поворачивая ключ в замке зажигания. — Это лучше игрушки.

— Он же ребенок, — улыбаюсь я.

— Ладно, — вздыхает он. — Заедем.

И он не просто притормаживает возле магазина, а идет со мной и активно участвует в выборе подарка. Даже увлекается, рассказывает, о каких роботах мечтал в детстве. Надеюсь, у нас будет дочь. Потому что сын всегда будет обделен игрушками: в них папочка играть будет.

Мы набираем два больших пакета разных игрушек, не зная, чем увлекается Тимур, и едем на виллу Чеховского.

Азиз и Лучиана уже здесь, ждут нас во дворе.

— Брат, вы почему отстали? Мы волновались! И на телефон ты не отвечал.

— А нехрен ушами хлопать, Азиз! — отчитывает его Камиль.

Я замечаю незнакомого мужчину на парадном крыльце и сразу догадываюсь, кто это. По глазам. По знакомым черным воронкам. Он внимательно следит за играющими на детской площадке мальчишками.

— Держи, — Камиль протягивает ему покупки. — Тимуру.

— Не стоило, — взволнованно отвечает тот.

— Это Ася, — представляет он меня. — Но ты и так ее знаешь.

Наши взгляды встречаются, и я жмусь к Камилю. Тяжело мне любезничать с этим человеком. Может быть, когда-нибудь, но не сейчас.

Асманов кивает с кривой улыбкой. Кажется, ему стыдно передо мной. А еще он рад видеть, как я липну к его сыну.

— Тебя в доме ждут, Камиль, — оповещает он, пропуская нас к двери. — С хорошими новостями.

— Сейчас выясним, насколько они хороши. — Он берет меня за руку и тянет за собой.

Служанка провожает нас в гостиную, где Чеховской в компании знакомого нам следователя, прокурора и адвоката попивает кофе.

— Брат! — лыбится он своей неизменно широкой белозубой улыбкой. — Мы заждались!

Камиль пожимает руку Чеховскому, своему адвокату и прокурору. На следователя даже не смотрит. Но я его не осуждаю. До сих пор перед глазами он, избитый до полусмерти по вине этого мерзавца.

Мы садимся на свободный диван, держась за руки. Следователь это замечает и с улыбкой хмыкает. Однако не скажу, что он доволен арестом Глеба. Слишком мрачно выглядит, исчез былой азарт в глазах.

— Камиль Захирович, — начинает адвокат, — настоящий убийца Риммы Ермаковой признал свою вину. Рассказал о том, что произошло в ее квартире в тот злополучный день. Как выкрал ваше оружие. Как после убийства успел вылезти в окно и спуститься по наружной пожарной лестнице до вашего прихода. Вам осталось лишь подписать пару документов с признанием, что вы обнаружили тело и что готовы дать показания на суде, и обвинения в убийстве с вас будут сняты без слушаний. Здесь и сейчас в присутствии многоуважаемого прокурора.

— Ты не поверишь, брат, — ухмыляется Чеховской, — Римму убил наш дорогой зять. Представь, какую змею на груди пригрели. Хорошо, что он промахнулся, когда стрелял в нашу сестру. Оказывается, он подворовывал в клубе, а Римма обо всем узнала и собиралась рассказать нам. Не верится, что мы были такими доверчивыми…

Боже, он бы еще слезу пустил. Ведь все здесь присутствующие знают, что это вранье!

Я перевожу взгляд с одного лица на другое и очередной раз убеждаюсь, как несовершенны наши законы. Никто не хочет копаться в расследовании и выяснять истинные причины гибели Риммы. Есть признавшийся — значит, дело закрыто.

Странно, но если месяц назад я возмутилась бы таким поворотом, то сегодня рада, что все так обошлось. Плевать, что невиновный Глеб сядет за убийство Ермаковой! Тюрьма — для него подарок свыше, потому что на воле ему не жить. Адель его из-под земли достанет.

— Где подписать? — спрашивает Камиль, берет ручку и ставит подписи на предоставленных адвокатом документах. — Вот видите, господин следователь, не сбылись ваши ожидания. Невиновен я.

— Ну да, ну да, — вздыхает тот, но под грозным взглядом прокурора не позволяет себе сказать больше. — В любом случае, зло никогда не остается безнаказанным, Камиль Захирович. Каждому воздастся в свое время. Кто знает, может, мы еще встретимся.

— Очень сомневаюсь.

— Все, нам пора! — Прокурор поднимается и снова пожимает Камилю руку. — Прошу прощения за доставленные неудобства, Камиль Захирович. Впредь я буду лично следить за работой наших структур, чтобы вас больше не тревожили. И поздравляю вас с завтрашней церемонией. Счастья вам и согласия в семейной жизни. — Он улыбается мне, и я киваю в знак благодарности. Сказать мне нечего. Жутко от мысли, что я присутствую на теневой сделке властей с бандитами и ничуть этого не стыжусь.

Следователь открывает рот в намерении что-то сказать мне, но вдруг осекается. Прикусывает губу и тупит взгляд. Выяснил, кто я. Узнал, что связана с Глебом. Запутался. Хочет найти ответы, да теперь рамки дозволенности сужены. Асмановы и Чеховские неприкосновенны, а я без пяти минут Асманова.

— Да, — кивает он напоследок, — совет вам да любовь.

Попрощавшись, прокурор, следователь и адвокат уходят вслед за служанкой, а Чеховской достает из-за дивана бутылку шампанского.

— Это нельзя не отметить! — торжествует он. — Черт, это было сложно!

— Что ты сделал? Как надавил? — спрашивает Камиль.

— Глеб не настолько идиот. Знает, что нежилец. Адель его бродячим псам скормит, когда доберется до него. — Чеховской откупоривает бутылку и разливает искрящийся напиток по фужерам. — Его единственный шанс спасти свою продажную шкуру — заручиться влиятельной поддержкой.

— Твоей?

— Сомневаешься в моей влиятельности? — усмехается тот, протягивая нам шампанское. — Эта сволочь в ногах у меня ползала, умоляя спасти от Адель. На все согласен был.

— Сколько ему дадут? — интересуюсь я, поймав на себе удивленный взгляд Камиля. — Я вовсе не волнуюсь за него, — уточняю, пока не надумал себе всякого. — Просто любопытно.

— Лет шесть, не меньше, — пожимает плечами Чеховской, стукается с нами хрусталем и делает глоток. — Фу, кислятина! Я же говорил, Камиль, ты будешь оправдан.

— Только методы у тебя подлые, — отвечает он и ставит шампанское на стол, не притронувшись.

— Я ему жизнь спас. На шесть лет продлил. Не вижу ничего подлого. За решеткой за ним присмотрят.

— Перед Палермо выслужился, да? И как? Они довольны?

— Довольны, — фыркает Чеховской. — Не порадуешься? Место по правую руку от меня свободно, Камиль. Тебя ждет. Ровней будешь.

— А как же Адель?

— Списали ее. Вчера собрала шмотки и куда-то свалила. Надеюсь, навсегда.

Камиль задумчиво смотрит на меня, будто спрашивая совета. А мне хочется, чтобы сам решение принял. Что ему важно? Чего он хочет? Как представляет наше будущее?

Вздохнув, он