Я ставлю перед ним стул, разворачиваю спинкой к нему, сажусь и, повиснув на ней руками, демонстрирую ему ствол. Он стискивает зубы, заметив Чеха у меня за спиной. Желваками поигрывает, а глазами выдает злорадную усмешку. Уверен, падла, что живым уйдет.

— А я тебя еще сопляком помню, — начинаю я. — Вы с отцом были у нас, когда тебе лет пятнадцать было, да? Ты еще говорил, что себе круче дом отгрохаешь. Ну как? Отгрохал? Или все еще впереди?

Его лоб покрывается испариной. Усмешка в лице сменяется тревогой. Страшно от моего холодного тона. Ведь именно так киллеры начинают запугивать жертву перед концом.

— Камиль. — Брат кладет ладонь на мое плечо.

— Не лезь, — бросаю ему, наслаждаясь тем, как бледнеет смуглая кожа Фары. — А ты же у нас вроде образованный парень? Отец твой летом всем хвастался, что ты диплом с отличием защитил. Показуха? Смотрю, не спешишь от семьи отпочковываться. Оружие при нем было? — спрашиваю у парней.

Мне подают небольшой охотничий нож. Новенький, с эксклюзивной рукоятью. Дорогая штука. Верчу в руке, хмыкнув.

— Этим клинком ты моей женщине угрожал? — Взглядом пронзаю вздрогнувшего Фарика. — Не стыдно так опуститься?

Он сглатывает, с негласной мольбой посмотрев на брата. Тот пальцами сжимает мое плечо, и я дергаюсь, заставив его отойти.

— У тебя младшие братишки, сестренки есть, — продолжаю я вкрадчиво. — Представь, если бы я в отместку тебе кого-то из них сейчас запугивал. По-мужски? Да я после такого в зеркало бы на свою рожу смотреть не смог. А ты смотришь? Не позорно?

Фарик протяжно мычит, отчего мои губы изгибаются в ухмылке.

— Пойдем прокатимся. — Я встаю и киваю парням.

Пленника отвязывают от стула, поднимают и ведут к моей машине. Он сопротивляется, дергается, но бесполезно. Да и куда тут бежать? До ворот не успеет добраться, как я ему задницу свинцом нашпигую.

— Камиль, мы договаривались, — опять напоминает мне брат.

— Да, верно. Мы договаривались, что меня оправдают. Сдержи свое слово, тогда я сдержу свое.

— Вот ты гад! — шипит он. — Одним выстрелом двух зайцев.

— Просто я не дурак, — отвечаю и выхожу из гаража.

Фарика усаживают на заднее сиденье. Парни садятся по обе стороны от него. Я — за руль. Завожу тачку, секунду смотрю на растерянного брата в зеркале, разворачиваюсь и выезжаю со двора.

— Не ссы, Фарик, тут недалеко.

Он извивается, как уж на сковороде, пытается чего-то добиться. Кретин.

— Ты затухни лучше и меня послушай. Думаешь, твой отец рискнет воевать со мной? Ты, может, не в курсе последних новостей, но именно я вывел всех боссов на дурку, где схваченных братков держали. Кто из них после этого сторону Шамана займет? Только смертник. Прав я, или нет, а они сейчас за меня друг другу глотки перегрызут. Валяйте. Объявляйте нам войну, запугивая наших женщин. Посмотрим, как долго ваша империя просуществует.

Я сворачиваю с трассы, въезжаю в лес и торможу. Смеркается. Лютый холод до костей пробирает. Велю парням вытаскивать собаку на улицу, сам достаю из багажника лопату, выбираю подходящее место, втыкаю ее в землю и киваю Фарику:

— Копай, паскуда!

Его трясет еще сильнее. Едва ему развязывают руки, как он срывает с рожи скотч, падает передо мной на колени и хлюпает носом:

— Брат, брат, прости-и-и… Во имя Аллаха, прости-и-и…

— Ко-пай! — тверже повторяю я.

— Бра-а-ат…

Хватаю его за шиворот и толкаю к лопате.

— Копай!

Он дрожащими руками берется за черенок, плача поднимается на подкошенные ноги, кое-как выдирает лопату из земли и, заметив, что у всех нас пушки наготове, начинает копать. Земля совсем затвердела. Фарику приходится ворочать комья, работая в поте лица. Через четверть часа так увлекается, что перестает выть. Куртку с себя снимает, морду в земле уделывает, пот вытирая.

— Вы не того запугать решили, Фарик, — возвращаю я его в реальность, чтобы перестал думать, будто он у бабушки на картошке. — Я не обосрался, даже когда у меня на глазах моих корешей вырезали. Неужели из-за тебя, таракана, побегу ноги Шаману облизывать? Ты пойми, со мной только недоумок враждовать станет. — Я включаю карманный фонарик, осветив его сморщившуюся морду. — Я прикончу тебя. И кто о тебе вспомнит? Посочувствуют Шаману, а через год забудут, что был у него такой сын — Фарик. А вот если кто-то на меня рыпнется, его закопают раньше, чем он пикнет. Потом займутся его родными, друзьями, друзьями друзей. Все ветки обрубят, все корни выкорчуют. Ни следа не оставят, чтобы не ползло по миру и не воняло.

— Брат! — снова всхлипывает Фарик, выпрямившись. — Я не обижал твою невесту. Только послание передал. Клянусь, даже мыслей не было!

— Если бы у тебя мысли были, я бы тебя в тот же день сюда вывез. Сразу в полиэтилене. — Достаю из кармана пачку жвачек и закидываю одну подушечку на язык. — Надеюсь, мы друг друга поняли. Останови Шамана, Фара, или вам не понравится мой ответ. — Я киваю парням, бросаю Фарику фонарик и иду к машине.

— Ты что, отпускаешь меня? — обалдевает он.

— Нет. Даю шанс. — Я открываю дверь и оборачиваюсь. — Ты поступи разумно, пацан. А то не рад будешь, что сегодня пулю не получил.

Оставив Фарика с лопатой в руках недоумевать посреди ночного леса, сажусь в тачку и выруливаю на дорогу. Возвращаюсь на виллу брата, где он шагами измеряет двор. Высаживаю парней и опускаю стекло со своей стороны.

— Камиль, ты вконец свихнулся?! — вскрикивает он, бросившись на машину. — Ты кончил сына Шамана?!

— Нет, — отвечаю спокойно, пожав плечом. — Пока нет, — уточняю. — А ты? Сдержал слово?

Брат облегченно выдыхает и нервно смеется.

— Черт тебя подери! Я чуть не поседел! — Но его смех быстро проходит. — Что теперь будет, Камиль? Шаман отомстит.

— За что? Ничего не было.

— Думаешь, Фара не расскажет ему о сегодняшнем инциденте?

— Если хочет жить, не расскажет. А расскажет — их с лица земли сотрут раньше, чем они надумают мстить.

— Кто? Наша обезумевшая сестра?

— Например, Мясник.

— Камиль, Мясник сполна заплатил нам за инфу. Мы в расчете. Он ничего нам не должен.

— Тебе не должен. А у меня, допустим, есть связи в его круге.

— Откуда? — недоумевает брат.

— Правильно фигурки на доске расставил.

— Ох-ре-неть… Ты себя со всех сторон оградил. Чертов гений.

Я завожу машину, улыбаюсь уголком рта, взглянув на брата, и отвечаю:

— Просто мне есть ради кого жить. Желаю и тебе когда-нибудь испытать то же чувство. Поверь, оно изнутри меняет.

— Я заметил, — ухмыляется брат, пятясь от машины. — Ну удачи!

Это тебе удачи. Моя теперь