Мигунов пожал плечами.

– Не помню никакой сумки.

Семаго пожевал губами.

– Да, что-то такое было… Ну, и что?

– Откуда она взялась, пустая? Что в ней принесли? И куда делось содержимое?

– И что дальше? – спросил Мигунов. – Откуда? Что? Куда? Ты загадки не загадывай. Ты отгадки давай!

– Так вот, в этой сумке шпион принес свою штуковину. А когда заложил ее в статую, сумка опустела. Надо вспомнить, чья эта сумка. Ее хозяин и есть шпион!

– Уж точно не моя, – быстро ответил Семаго.

– И не моя, – сказал Мигунов.

– И не моя, естественно, – покачал головой Катранов. – А чья?

Тяжелое молчание стало ему ответом.

– Давайте лучше выпьем! – предложил Мигунов. – Катран, я у тебя рюмку текилы одолжил. Вот, наливаю обратно.

– А за что пьем-то? – спросил Катранов, поднимая стопку.

– За честность между старыми друзьями! – сказал Мигунов, внимательно глядя ему в глаза. – Н у, и за порядочность отношений, конечно!

Уши Катранова порозовели.

– Прекрасный тост, – кивнул он.

Семаго поморщился. Против обыкновения, он пил мало. Но сейчас наполнил коньяком фужер для воды. До краев.

– А я пью за чудо. Пусть шпион умрет. И унесет свою тайну в могилу. Чтобы ни следствия, ни суда, ни позора…

Мигунов покачал головой.

– Нет, я за смерть пить не буду. Мы со старым другом за порядочность выпьем. На брудершафт. Не против, Катран?

Тот пожал плечами. У них такого заведено не было, но момент для отказа явно неподходящий. Встали, переплели руки, выпили, троекратно расцеловались.

– Ура! – сказал Семга. – А я – за свое!

Он залпом опустошил фужер, со стуком поставил на стол, будто печать оттиснул. Но перестарался: ножка треснула, фужер упал на пол, брызнули осколки.

– Кончай, Сёмга. Нормально вести себя не можешь? – раздраженно сказал Катранов. – Как боров упившийся, честное слово…

– И закусывай, а то еще под стол свалишься, – добавил Мигунов.

– А-а!.. Вот как, значит!.. – Семаго саркастически улыбнулся. – Полковнички объединились!.. Братья-ракетчики!

– Просто ты всегда напиваешься и скандалишь…

Саркастическая улыбка превратилась в оскал.

– Точно. Есть такое дело. Где Сёмга, там бьют морду и блюют на пол. Потому что всегда вам, полковникам, завидовал. И Дрозду завидовал. Вы могли, а я не мог. Ржали, как кони, в курилке, вспоминая вчерашнее дежурство, а у меня колени тряслись…

– Ты о чем? – не понял Катран. Посмотрел вопросительно на Мигунова. Тот не прореагировал.

Сёмга опять зашевелился, собираясь что-то сказать, кулаком правой руки бессознательно постучал по столу, но выдавил лишь:

– Неважно.

Еще подумал и сказал:

– Я Дрозду тайну свою доверил. Как другу. А он меня на смех поднял. Вот и все… А остальное вас не касается.

Он встал, обошел стол и направился к выходу.

– Ты куда? – крикнул вслед Катранов.

Сёмга обернулся.

– Думать. Кто же из нас шпион?

– Да подожди! Что ты сорвался, как укушенный?

Семга вышел. Громко хлопнула полированная дверь.

– Пусть идет, – сказал Мигунов. – Оставь. Он же больной на голову, не знаешь разве?

– Чем он болен?

– Алкоголизмом. Пропил мозги. Мания преследования, немотивированная агрессия. Хорошо, хоть в этот раз пистолетом не угрожал… Зато записал нас в шпионы.

– Одного из нас, – уточнил Катранов.

– Ну, если тебе от этого легче, то одного. Только кого?

Катранов задумчиво молчал. Его ладони лежали на голубоватой от освещения скатерти. Этими пальцами он ласкал Свету. Этой смазливой харей елозил по ее телу. Сволочь!

– Как поживает Борька?

– Борька? Обычно ты про Ирку спрашивал, – отстраненно ответил Катран.

Он полуприкрыл глаза и наморщил лоб, мучительно вспоминая нечто известное, но в последний момент ускользающее, как пойманная рукой рыба.

– Ты же про Свету не спрашиваешь…

Но соперник не стал вступать в дискуссию. Он закрыл глаза и потер ладонями виски, будто засовывал пальцы в жабры ускользающей рыбы. И в следующий миг выдернул добычу из воды.

– Это твоя сумка, Мигун! Твоя! Я вспомнил! Ты с ней на дежурство заступал… Термос, бутерброды, свитер, смена белья…

Катранов впился пронзительным обжигающим взглядом в лицо Мигунова. Казалось, сейчас он испепелит бывшего друга.

Мигунов подался назад.

– Какая ерунда! Мало ли похожих сумок… Что ты через тридцать лет можешь вспомнить?

– Все вспомнил, все! Значит, это ты принес сканер! Ты! И Дрозда тоже ты…

– Подожди, подожди, я тоже вспомнил…

Мигунов хлопнул ладонью по лбу.

– А кто рассказывал про прибор в голове Ленина? Тогда еще никто не знал, что в статуе что-то спрятано! А ты знал! И это похлеще, чем выдумки про какую-то сумку!

– Так это сон! Сон приснился, и я его рассказывал!

– Присниться может только то, о чем знаешь…

Наступила тишина. Говорить было не о чем. Можно было драться, стрелять или расходиться.

– Ладно, рассчитываемся, и по домам, – сказал Катранов.

– А допивать? Семга полбутылки коньяка оставил, а мы текилу не допили…

– Не хочу, – мотнул головой Катранов. – Радоваться нечему. А с горя я пить не привык.

– Так у тебя позавчера радость большая случилась. – Мигунов сунул руку в карман, нашел пластиковый цилиндрик, ногтем нащупал крохотную кнопочку, сдвинул ее вперед. – Ты же Светку завалил. Жену старого друга. Чуть ли не на пару со своим Борькой…

У Катрана отвалилась челюсть. Лицо залила краска. Он понурился и потерял дар речи. Откуда? Откуда он так быстро узнал?!

– Не смущайся, Игорек, бывает, – Мигунов успокаивающе протянул руку и легонько хлопнул по тыльной стороне Катрановой ладони.

Нижняя часть цилиндрика вошла в верхнюю, острая игла, пронзив защитную мембрану, высунулась и уколола кожу. Не больно. Как комарик укусил.

– Расскажи, тебе понравилось спать со Светой?

Катран увидел, как выступает крохотная капелька крови, вскинул голову и встретился взглядом с однокашником. В огромных зрачках плескалась непроглядная чернота ада.

Полковник Катранов все понял. Но это не имело никакого значения. В его распоряжении имелись всего две секунды, и он никак не мог воспользоваться своим пониманием. В следующий миг он тяжело обрушился лицом на стол, перевернув недопитую текилу.