Она как-то особенно посмотрела на Юру карими, с опасным прищуром, глазами. Интересно, что такого наплела ей эта Дратько?

Юра стал читать выделенный маркером текст:

«…3 ноября 2002 года около семнадцати часов домработницей были обнаружены два трупа с признаками насильственной смерти: хозяина квартиры Сперанского И. И., 1942 г. р., и Носкова И. С., 1938 г. р. Результаты осмотра места происшествия показали, что из квартиры исчезли радиоаппаратура и другие ценные вещи. Расследование ведет прокуратура ЦАО г. Москвы…»

– Что-нибудь серьезное? – спросила Ниночка. – У вас такое лицо…

«Какие же они все дуры!»

– Да нет, ерунда, всего-навсего двойное убийство…

– Ой, я совсем не то имела в виду…

Но Юра уже не слушал. Свернув бумаги трубочкой, он вышел в коридор в состоянии глубокой задумчивости.

Профессор и Американец находились на острие разработки «дичковской тройки». Вечером они пытались войти в контакт с одним из фигурантов. Катранов отказал, и в тот же вечер агентов убили. Это не совпадение. И имитация ограбления вряд ли сможет кого-то обмануть…

Кормухин находился на совещании у генерала, ждать Евсеев не хотел, да и не мог – в нем трусилась каждая жилка.

Накинув куртку, он выскочил на улицу. Снег сменился противным – мелким и холодным дождем, под ногами чавкала грязная ледяная каша, эта же каша летела из-под колес машин. Ежась, капитан втиснулся в переполненный автобус, а через двадцать минут входил в прокуратуру Центрального округа.

Перед приемной с монументальной табличкой «Варшавский И. В.» сидела скорбная очередь. Евсеев зашел к немолодой секретарше в строгом деловом костюме и негромко представился. Хотя безраздельное могущество КГБ осталось в прошлом, прокурор принял его незамедлительно.

– Меня интересует убийство Сперанского и Носкова, – сразу взял быка за рога оперативник. – Мотивы, обстоятельства, версии. Могу я посмотреть дело? И чтобы об этом никто не знал?

Иван Владимирович Варшавский – полный мужик в синем мундире с тремя большими звездами, слушал его, слегка наклонив голову и не проявляя никаких эмоций. Может быть, он ждал каких-то дальнейших пояснений, но их не последовало. «Чем меньше говоришь, тем больше люди проникаются важностью дела», – когда-то сказал отец. И Юра успел убедиться, что это действительно так.

– Можете, – густым баритоном сказал прокурор, не дождавшись разъяснений. – Только это обычная уголовщина. История гадкая. Трупы голые, вокруг валяются диски с порнухой, выпивка, закуска – как в борделе… А ведь Сперанский – популярный писатель, Носков – кандидат наук, доцент, всю жизнь историю партии преподавал… И возраст у обоих почтенный…

Варшавский осуждающе выпятил нижнюю губу.

– Это лишь внешняя картина, – покачал головой Евсеев. – Я лично знаю погибших. Они не похожи на клиентов борделя. Скорей всего это камуфляж, имитация. Убийца может обставить все как захочет, хоть портрет Гитлера в руки им сунуть…

Прокурор поморщился, махнул рукой.

– Портрета Гитлера там не было, а порнуха была. И потом, какой камуфляж? Какая имитация? Это ж не детективное кино, а убийцы – они не режиссеры. Имитировать самоубийство или несчастный случай – я понимаю, имеет смысл. А вот зачем имитировать мотивацию? Хоть так убийство, хоть этак – все равно искать будем!

– Да, пожалуй, вы правы, – кивнул Евсеев, хотя вовсе так не думал. В делах, где замешан шпионаж, – совсем другая логика. Все другое. Но переубеждать прокурора не имеет смысла. Зачем?

– Ну вот, видите! – Варшавский устало провел рукой по лицу. – Я вам могу сказать, как было дело. С точностью до девяноста пяти процентов. Хотите?

– Конечно! – Евсеев изобразил высшую степень заинтересованности.

– Тогда слушайте: два богатых старых пердуна напились в дым, вызвали по телефону девочек… а может, мальчиков. Пили, жрали, развратничали… А те опоили их какой-то гадостью, скорей всего клофелином, потом придушили и вынесли из квартиры все, что попалось на глаза: деньги, ценности, аппаратуру. Вот и все кино, вот и весь Гитлер, вот и все сложности мотивации! Пять бутылок ликера, две коньяка, дешевая сигаретница в виде осла, даже ношеные вещи из шифоньера прихватили, не побрезговали. Это не профессиональные преступники, это дилетанты – нищая, голодная молодежь… Очень голодная!

Юра молчал. Но молчанием несогласного.

– Могу заключить пари, – с легкой усмешкой превосходства сказал прокурор. – Когда мы раскроем убийство, а произойдет это довольно скоро, картина, которую я нарисовал, полностью подтвердится.

– Отец всегда запрещал мне азартные игры и споры, – ответил Юра. – Так как мне посмотреть дело? Чтобы никто не знал, что им интересуется ФСБ…

– Да очень просто. Полчаса вам хватит? Там всего страниц двадцать…

Варшавский потянулся к селектору.

– Тресков? Занеси Маргарите Петровне дело по этому Сперанскому. Мне надо перед Союзом писателей объясняться… Скотина, говоришь, полная? Ну, сначала давай раскроем, а потом я им так и скажу!

Дело действительно было тонким и еще неподшитым. В жесткой картонной папке просто лежали схваченные скрепкой бумаги и фотографии. Протокол осмотра места происшествия, рапорта, объяснения, протоколы допросов… Корявый почерк, ошибки…

Одиннадцать фотоснимков. Сперанский лежал на спине посередине комнаты, белый, толстобрюхий, похожий на чудовищный курган, выросший посреди гостиной. Искаженные черты лица, правый глаз закрыт, а левый вытаращен, как будто собирается выскочить из орбиты. В области левого виска – огромная гематома, волосы жирно блестят, и через лоб протянулись липкие даже на вид струйки: похоже, ликер на голову вылили… Шею перечеркивает отчетливая линия струнгуляционной борозды.

«…На левой части черепа – след от удара тупым предметом, предположительно бутылкой из-под рома (вещдок № 2). Борозда на шее предположительно оставлена сетевым шнуром от телевизора (вещдок № 4)…»

Скрюченная фигурка у выхода из гостиной – Носков. Невероятно худой, с выпирающим позвоночником и лопатками, словно узник Освенцима. Лежит на боку, колени подтянуты к груди, как будто спит. На крупном плане видно, что в шею глубоко врезался черный шнур от видеомагнитофона (вещдок № 5).

На полу разбросаны диски, остатки какой-то пищи, валяется фужер, около трупа Сперанского – осколки стекла и расколотая бутылка. На отдельных фото – разоренный писательский стол («домработница отметила отсутствие ноутбука, принтера и модема»), валяющиеся на полу ящики с вывернутыми на пол бумагами.

«…С места происшествия изъяты множественные отпечатки пальцев с бутылок, фужеров, чашек, с полированной поверхности стола, зеркала в ванной, серванта. Отпечатки двух типов: крупные, принадлежащие взрослым людям (отпечатки группы А), и мелкие, почти детские (отпечатки группы Б). Все отпечатки отправлены на дактилоскопическую экспертизу».