бы подумать. Я знала людей, которые убивали партнера, чтобы избежать жестокого обращения, и некоторые все еще настаивали на том, что это не было уважительным мотивом для убийства. Я также знала парня, который убил своего соседа за шумные званые обеды, и женщину, которая пыталась убить конкурента по работе. Ни в том, ни в другом случае я даже отдаленно не видела мотива убийства, но они все же пытались убедить в этом присяжных.

Мне нужно узнать больше о Катрионе. Поговорить с Давиной. Также поговорить с Айлой. Узнать предысторию Катрионы у Айлы и узнать у Давины, чем Катриона занималась в последнее время, даже если на это уйдут все монеты в моем тайнике.

Тем не менее, я чувствую, что вот-вот окунусь в кишащие акулами воды, пытаясь найти единственную акулу, которая это сделала. Я глазею на потолок, мысленно перебирая данные и чувствую, как меня тянет в двадцати направлениях, пока я работаю со связанными за спиной руками.

Я видела, как душили Катриону, но, как бы я ни ломала себе голову, я ничего не могу вспомнить о ее убийце, кроме ощущения, что это был мужчина. В противном случае дополнительные связи лишь еще больше усложнят преступление, и мне придется постоянно распутывать эти нити, прежде чем они безнадежно запутаются.

Что касается «связанных рук», то здесь я не детектив. Не криминалист. И не констебль. Черт, я даже не мужчина. Несмотря на то, что и в современном мире мне это мешало, тут есть существенная разница: одно дело, когда тебе приходится плыть по реке против течения, и другое дело, когда тебя вообще не подпускают к реке.

Мне нужно расследовать преступление. Я подхожу для этой задачи, потому что убийца пришел из моего мира, о чем не могу рассказать следователю. Но я не могу спланировать день по своему желанию. Завтра я встану и отнесу Грею его кофе, и, если мне повезет, он будет держать меня в курсе расследования МакКриди, и, может быть, я добавлю два цента, но это все.

Я хочу сказать Айле, что мне нужно несколько выходных, чтобы я могла пойти и заняться расследованием.

Куда пойти? Как расследовать? Для этого мне понадобится МакКриди, и у меня нет никакого разумного объяснения, чтобы он позволил мне влезть в активную часть его расследования.

Я поговорю с Айлой, уговорю ее помочь мне получить больше доступа к расследованию.

Могу ли я рассказать ей о связи между убийцей Катрионы и моим убийцей двадцать первого века? Я не уверена. Мне нужно больше информации, и я должна действовать осторожно.

Спутанные нити затягиваются все туже, и от этого у меня кружится голова. Мне нужна бумага и ручка, чтобы привести мысли в порядок. Когда часы бьют полночь, я вполне уверена, что все уже в постели, поэтому пробираюсь по черной лестнице на второй этаж и направляюсь в библиотеку. Я крадусь по холодным полам, когда скрипит доска, и я замираю.

Что, если кто-нибудь застанет меня в библиотеке в этот час? Я не могу постоянно просить Айлу вытащить меня из очередной передряги.

Я говорю себе, что слишком остро реагирую. Если меня поймают, возьму книгу. Мне разрешено брать их, и вполне естественно идти за книгой в такой час, если не получается уснуть.

Я наклоняю голову, прислушиваясь, но дом замер. Я продолжаю путь в библиотеку. Подумываю зажечь лампу, но вместо этого просто приоткрываю шторы настолько, чтобы поймать лунный свет.

Сначала взять книгу. Это будет выглядеть правдоподобно, если кто-то войдет.

Проблема здесь в том, что в ту минуту, когда я начинаю просматривать книжные полки, я теряюсь в возможностях, каждая книга шепчет, чтобы ее сняли с полки. Викторианская фантастика, о которой, я не сомневаюсь, не слышал мой отец, современные произведения, потерянные со временем. Научные и исторические тексты всех видов, каждый из которых обещает познакомить с теориями и мыслями прошлого, их великолепные пергаментные страницы укрыты кожаными обложками.

Я игнорирую все эти искушения и направляюсь прямо к полке с текстами, которые могут заинтересовать подающего надежды криминалиста. Я достаю переведенную французскую книгу. Общая система токсикологии, или Трактат о ядах Матьё Орфила. Я сопротивляюсь желанию открыть ее, затем кладу на стол, чтобы схватить, если кого-нибудь услышу.

Я отодвигаю стул у письменного стола, когда раздается шорох, словно кто-то осторожно открывает дверь, и я встаю на ноги, сжимая в руках книгу.

Снова воцаряется тишина, но пока я стою там, держа книгу, по моему позвоночнику пробегает струйка осознания, та же самая, которую я ощутила сегодня, стоя рядом с телом Роуз и задаваясь вопросом, не мог ли убийца быть в толпе.

С книгой под мышкой я проскальзываю к двери. Бросаю взгляд на том в кожаном переплете и взвешиваю для понимания, можно ли использовать его в качестве оружия, если это не просто член семьи. Я не хочу, чтобы меня застали крадущейся с кочергой в руках. Также не хочу встречаться с убийцей, вооружившись только книгой по судебной токсикологии.

Черт возьми, я должна была взять нож. Я возвращаюсь к камину и беру кочергу. Книга в одной руке, кочерга в другой. Я смогу объясниться, сказав, что услышала подозрительный шум.

Проскальзываю в холл. Пробираясь по нему, проверяю каждую комнату, но задернутые шторы не позволяют разглядеть ничего, кроме очертаний мебели. Я выхожу в холл и размышляю, а затем направляюсь к лестнице. Когда ставлю ногу на первую ступень, раздается скрип, который исходит не из-под моих ног. Я вглядываюсь в темноту внизу. Ничего.

Я жду еще мгновение, напрягая слух. Когда становится тихо, напоминаю себе, что это старый дом, склонный к скрипам и стонам.

Э-э, нет, Мэллори, этот городской дом, возможно, и был историческим зданием в твое время, но в этом мире ему пятьдесят или шестьдесят лет. Благодаря прочной конструкции он подвержен скрипу не больше, чем моя квартира в будущем.

Тем не менее, любой дом может шуметь, и это, должно быть, то, что я слышала, потому что он затих и остается таковым.

Я продолжаю спускаться по лестнице с кочергой в руке, не слыша ничего, кроме одного-двух скрипов половиц под моими собственными ногами. Внизу останавливаюсь, чтобы посмотреть по сторонам, а затем шагаю к входной двери. Проверяю ее. Заперта. Иду к задней двери. Тоже заперта.

Спокойно. Это просто кто-то из домочадцев, пожелавший стакан воды среди ночи.

Я возвращаюсь в библиотеку и выдвигаю ящик стола, когда уверена, что слышу щелчок где-то в доме. Замираю. Затем встаю со своей книгой в руке.