Не успел Стефан как следует поразмыслить о том, что все это значит, как с изумлением увидел, что на том же самом холме плавно двигается еще одно пятно, плывя ровно оттуда, что и первый силуэт, однако отличаясь от первого в предельной степени, поскольку на сей раз пятно было черным. Медленно и размеренно черный силуэт двинулся тем же путем, и не подлежало сомнению, что он видел идущего человека. Этот человек тоже постепенно спустился с высот и исчез внизу, в долине.

Тут ливень стал стихать и опять обратился в накрапывающий дождь, а Стефан вернулся на дорогу и не спеша отправился дальше. Вдруг он увидал впереди двух мужчин и повозку. Их силуэты вскоре стали размытыми, поскольку они скрылись за высокой живой изгородью. За мгновение до того, как они появились снова, Стефан услышал, как они беседуют меж собой.

– Он уж должон скоро показаться в здешних краях, если правду сказывал, да к нам едет, – говорил тенор, в котором Стефан сразу же узнал Мартина Каннистера.

– И вправду, он должен быть здесь, коли так, – отвечал другой голос – голос отца Стефана.

Стефан вышел вперед и предстал перед ними. Его отец и Мартин шли пешком, одетые далеко не в лучшее платье, а рядом с ними брела серая лошадь, впряженная в ярко раскрашенную легкую повозку на рессорах.

– Ну, хорошо, мистер Каннистер, вот и ваш пропавший без вести! – воскликнул молодой Смит, появляясь перед ними со старомодным приветствием. – Отец, вот он я.

– Замечательно, сынок… ох, ну, и рад же я до смерти, что вижу тебя! – отвечал Джон Смит, себя не помня от радости, что свиделся с сыном после долгой разлуки. – Как твое житье-бытье? Ну, что ж, поедем домой и не будем простаивать здесь в сырости. Такая погодка, должно быть, ужасно вредна для молодого парня, только что вернувшегося из этого адского пекла, жаркой Индии, а, сосед Каннистер?

– Правда, правда. И небось привез домой ихние диковины? Ну, там, разные сундуки, необъятные тюки да упакованные как для благородных свертки, на которых написано по-иностранному, верно ведь?

– Едва ли это все, – отвечал Стефан смеясь.

– Мы взяли повозку и направились прямехонько в Касл-Ботерель, хотели успеть прибыть туда до того, как ты сойдешь на берег, – сказал его отец. – «Запрягай лошадь», – говорит мне Мартин. «Ну, – отвечаю ему, – именно это мы и сделаем», – и мы взаправду выехали немедленно. А теперь, быть может, Мартин лучше-ка поедет на ней за твоими вещами, а мы с тобой пойдем домой.

– А я обернусь так быстро, что еще нагоню вас обоих, и вернемся мы все вместе. Моя Пегги чертовски быстрая, хоть годы уже и начали мало-помалу у ней брать свое, да ведь время не щадит никого из нас.

Стефан рассказал Мартину, где найти его багаж, и затем они с его отцом вместе отправились домой.

– Поскольку ты приехал на денек раньше, чем мы сперва ожидали, – говорил Джон, – ты застанешь всех нас в самый разгар хлопот, сэр… «Сэр» – говорю я своему собственному сыну! А ты так подрос, Стефан. Этим утром мы закололи свинью к твоему приезду, думая о том, что ты будешь голоден и с радостью отведаешь вкусные блюда из свежего мясца. А разделать-то я ее смогу лишь к вечеру. Как бы там ни было, мы приготовим тебе славный ужин из жаркого, кое прекрасно усваивается с двойной порцией горчицы да с добрыми порциями молодой отварной картошечки, да и вдоволь эля за шиллинг, чтобы смочить глотки. Твоя мать отдраивает весь дом, чтобы сверкал, поскольку ты приезжаешь, да полирует до блеска всю нашу мебель, да прикупила новые таз и кувшин у странствующей торговки глиняной посудой, что на днях явилась к нашему порогу, и отскабливает водосточные трубы, да окна намывает знаешь как! Эх, я уж и не знаю, чего-чего мы только не переделали. Никогда еще не было у нас такой суматохи, это уж как пить дать.

Беседы такого рода да расспросы Стефана о здоровье матери занимали их на протяжении всего оставшегося пути. Когда они вышли к речке и коттеджу, что стоял на том берегу, то услышали, как принадлежащие главе каменщиков напольные часы громко тикают, отсчитывая часы уходящего дня, с промежутком в четверть минуты, и в эти интервалы воображение Стефана охотно рисовало ему, как его мать отсчитывает время, водя указательным пальцем по циферблату и едва не касаясь минутной стрелки.

– Часы стали сегодня утром, и твоя мать явно успела привести их в порядок, – сказал его отец объяснительным тоном, и они прошли через сад к парадной двери.

Когда они вошли и Стефан почтительно и тепло поприветствовал мать, которая появилась в платье из темно-синей хлопковой ткани, расшитой и там, и сям множеством полных лун, полумесяцев, звезд и планет, где порой встречались узоры, похожие на след кометы, чтобы придать разнообразие картине, как с улицы раздался хруст, с коим колеса повозки проезжают по гравию, и Мартин Каннистер шагнул в открытую дверь, вернее, шагнули его две ноги, что виднелись из-под сундука необъятных размеров, который загораживал его почти целиком. Когда перенесли в дом весь багаж и Стефан пошел наверх, чтобы переодеться, казалось, внимание миссис Смит немедленно перешло на предмет, что занимал ее до этого.

– Честное слово, наши часы не стоят и пенни, – промолвила она, повернувшись к напольным часам и пытаясь запустить маятник.

– Что, опять стали? – спросил Мартин с сочувствием.

– Да, конечно, – сказала в сердцах миссис Смит и продолжала вести речи на манер некоторых матрон, которых больше всего заботит то, чтоб предмет беседы отвечал их повседневному настроению, и мало беспокоит, насколько уместны сейчас ее высказывания. – Джон тратил бы фунты стерлингов в год, если б мог, на эту вот бесполезную рухлядь, чтобы ее чинили, а ведь с тем же успехом и в то же время за эти-то деньжищи мы могли бы сами лечиться у лекаря. «Часы опять стали, Джон», – говорю я ему. «Надобно снести их в починку», – отвечает он. Это стоит пять шиллингов. «Наши часы опять сломались», – я ему толкую. «Надобно снести их в починку», – снова отвечает он. «Эти часы неправильно показывают время, Джон», – говорю я. «Надобно снести их в починку», – продолжает он мне твердить. К этому времени все колесики в часах уже давно заполировали бы до того, что они стали бы прозрачными, если б я его слушала, и, уверяю тебя, мы могли бы купить расчудесные часы китайской работы за ту прорву денег, что выбросили на ветер, пытаясь починить эту старомодную дрянь с зеленым циферблатом. И, Мартин, ты, должно быть, вымок. Мой сын ушел наверх переодеваться. Джон промок сильней, чем я думала, мне это совсем не по нраву, но он говорит, что это пустяки. Кто-то из слуг миссис Суонкорт был здесь – они прибегали укрыться у нас от ливня, что захватил их в пути, – и могу поручиться, что шляпы у них были в ужасающем состоянии.

– Каково поживаете, друзья? Мы, значит, недалеко отошли от Касл-Ботереля, когда как вчастил ливень, да как кинулись мы бежать да порой и останавливаться, чтобы передохнуть, и так без конца, и моя бедная голова просто раскалывается! Вжж, вжж, вжж, ох уж эта жарка рыбы, что длится с утра до ночи, – произнес надтреснутый голос, что в этот миг донесся от двери.

– Боже великий, а это еще кто? – тихонько воскликнула миссис Смит и обернулась, чтобы узреть Уильяма Уорма, который пытался войти и выказать всю свою мыслимую любезность и дружелюбие, растягивая лицо в широченной улыбке, что ничуть не отражала его настоящее самочувствие, на которое он жаловался только что. Позади него стояла женщина, которая была по размерам вдвое больше него, с огромным зонтиком над головой. То была миссис Уорм, его жена.