сжалось так,

                         что даже не болело,

вспомнила свою

                     былую выучку,

память призвала свою

                       на выручку,

авиазавод,

             посты ночные

и стволы охраны

                   вороные,

вспомнились приёмы рукопашные,

и она рванулась в бой

                        бесстрашно!..

Да слегла!

            Не помогли уколы.

Но Вишняк зашёлся так от боли,

                   что в квартире[29] всей

в конце концов

          вдвое меньше

                        сделалось жильцов.

…Дом второй родной свой навещаю,

                         кланяюсь ему и обещаю

встретить смертный час

                 никак не рабски,

а вот так же смело,

              по-солдатски

и врагу народа

             в миг последний

садануть прицельно

            прямо в сердце,

выкрикнув:

     «Ах, вот где полицай!

                                Получай!»

Подпольщик и связной

Светлой памяти последнего молодогвардейца, капитана I ранга Василия Ивановича Левашова

Мы с Василием Левашовым

выступаем

           в Петродворце.

У него теперь что ни слово —

буря грозная на лице!

Он бывает взрывным не часто —

тих и скромен всегда на вид.

Краснодонская юность яростно

в каждом слове его горит!

Это жизни его вершина.

Остальное – равнинный путь.

Это – главный поступок в жизни.

Это прожитой жизни суть.

Я – редактор переизданья.

В свет выходит опять роман.

Так крылато его названье —

и девиз, и пароль всем нам!

Он для нас предисловье пишет

о друзьях своих боевых,

никого и ничто не забывший,

думу думает всё про них.

Память жжёт, а порой лютует.

Всё – с начала и до конца

он читателям растолкует

в самом центре

                Петродворца!

Просят выступить нас подольше…

Околдован зал

                    тишиной.

Он себя величает подпольщиком,

           про меня говорит:

                  «Мой связной!»

…Сколько лет с тех пор миновало.

Опорочено всё кругом.

Никого из тех не осталось,

кто прославил на мир Краснодон.

Минул век с дня рожденья Фадеева.

Гибнут книг его тиражи.

«Молодая гвардия» где его?

Отыщи мне

                 и покажи!

Покорив нас отважной скромностью,

навсегда незаметно ушёл

делегат в наши дни краснодонцев,

      член

              РКРП[30]

                        Левашов.

Мне осталось

         навечно гордиться

этим верным знакомством

                       с ним.

К тем,

                  кто с нами,

я должен явиться

     в час назначенный

                   словом своим.

Подворный опрос 1946–1947 годов

Об этой акции известно очень мало. И в ходе Великой Отечественной войны, и особенно после неё возник большой разнобой в так называемых похоронках; некоторые из них шли исключительно через военкоматы, другие – прямо от командиров и штабных работников непосредственно семьям погибших; сперва в работе помогали медальоны (как пластмассовые, так и самодельные – из гильз), затем их отменили; в редких случаях по домашним адресам писали сами однополчане, друзья погибшего… В послевоенные годы внезапно были ликвидированы призывные документы в райвоенкоматах. Этот момент, пожалуй, самый засекреченный и спорный. Всё остальное так или иначе нашло свое отражение в прозе, поэзии, кинодраматургии, реже – в драматургии театральной. Не перестаёт волновать такой эпизод в повести Владимира Богомолова «Зося»: молодой офицер вовсе не готов к обязанностям командира батальона, а командир бригады требует от него всё бросить и писать письма родным погибших. Пожалуй, в нашей литературе это самый драматичный пример такого заочного прощания.

Лично я видел пластмассовый медальон, найденный в середине 70-х годов на берегу Невы и написал о нём стихотворение, которое вошло в мою первую книгу «Месяц май» и в коллективный сборник стихов «Этот день Победы…». А недавно я по возможности углубился в проблему подворного опроса 1946–1947 годов…

Мне ещё только годик.

Я ни на что не годен,

Вот подрасту – узнáю,

что принесла война нам.

Сколько солдат не вернулось!

Вот как всё обернулось.

Будто бы канули в воду.

И вот по второму году

медленно и всерьёз

подворный идёт опрос.

В городе это немыслимо:

дом – как пчелиный рой!

А на селе – единственный

дом, уцелевший порой.

– Где Никифоров Степан?

– Лишь угнали, запропал!

– Не угнали, a призвали!

– Всё равно!.. В такие дали!..

Ни единой весточки

мне или невесточке.

Всё стои́т перед глазами.

Смою я его слезами —

он опять мне улыбается.

Невозможно с горем справиться!

А ведь он-то у меня – не силач.

Не играл е ровесниками в мяч.

Как его вот так забрала вдруг?

Был к тому же он левша и сухорук.

– Каждый был, мамаша, на счету.

Подо многих подвела война черту.

Поприкинул я сейчас… А небось

взять могли сыночка вашего в обоз:

как-никак, а парень сельский.

Руки-ноги – всё на месте.

Навыки имеет всякие

и под тяжестью не ахнет.

– Так-то так, но в тот же час

сильно он болел у нас…

– А война – такая сила:

очень многих закалила!

– Может, и пришла закалка.

Всё равно сыночка жалко!

Ведь нигде не значится.

Где, в какой могиле

Прячется?..

Без атак Победы не бывает

Я не люблю парадный шаг —

предпочитаю

                     шаг

                                атак,

который переходит в бег

и в ярости

                объединяет всех.

Равнина это или склон,

что так похожи на ладонь,

но всё равно

в душе взята

в бою крутая высота!

Походный шаг

не так хорош,

но без него не проживёшь,

когда такие дали

таит страна родная!

А что касается парада,

то это зрителей отрада,

и тех отъявленных