Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Блядь, заткнись! — Мы почти катимся. — Где?!
Голос отца через радио — быстрый и резкий. Я слушаю координаты и на первом же удобном участке выкручиваю руль, разворачивая Акулу.
— Мы можем победить. Эй! Смолин!
Просто игнорирую.
Потому что слова кажутся нелепостью. И потому что вот теперь пульс долбит так, что кислорода не хватает. Я жадно дышу. Жарко. Волосы стоят дыбом, пот каплями между лопаток. Передергиваю плечами.
Выжимаю из тачки максимум, обруливая встречное движение.
Давай, Акула, плыви, девочка, давай. Нам надо обратно.
Место аварии представляю прекрасно — плохой поворот, в нем почти шепотом надо. Егор, наверное, решил его прокатить в заносе. Но странно. Он не настолько придурок!
Сначала я вижу густой черный дым, а потом огонь, и все внутри умирает.
Сердце вот-вот пробьет грудину. Блядь.
Господи.
Останавливаюсь. Трясет.
Я ментально умираю.
В реальности же двигаюсь предельно быстро и четко. Сука, практика.
Отстегиваю руль, ремень.
Бережнев что-то лечит, ждать-ждать-ждать помощь.
— Да пошел ты на хуй. Ты не Охотник!
Выбегаю.
Дождь, Элина. Киса моя, дождя бы...
Дальше на пределе. На следующем вдохе я у машины. Пытаюсь до двери добраться, ее всю покорежило. Тачка лежит на боку.
Штурман Егора выбрался, стоит поодаль. Ору, чтобы помог, — он качает головой. Огня становится больше, от груды раскаленного железа жар идет нестерпимый.
Времени не осталось, нужно действовать немедленно.
Пытаюсь сам. Долблю по стеклу. Ору. Благим, сука, матом. Глаза Егора закрыты, шея в неестественном положении. Мир делает кувырок.
Позади проносятся машины, обгоняют.
В радио шум уже из каких-то помех.
Я ору в микрофон, что нужна помощь, скорее. Чтобы кто-то из гонщиков остановился и помог! У самого не получается, а время тает, как снег в жару. Мой брат внутри металлической коробки, сейчас — смертельно опасной.
Рядом тормозит машина. Я сначала вижу черные комбезы команды «Скорость 360», следом узнаю Тима Агаева и его штурмана. Мы переглядываемся быстро. Руки уже дрожат от боли, я тушу свой комбез. Выдыхаю, сжав зубы, и вместе с парнями наваливаюсь на раскаленную тачку. Переворачиваем. Тут же хватаю молоток и разбиваю лобовое. Тим перерезает ремни и просит помочь.
— Блядь, Платоша, я его не вытащу один. Соберись!
Сука, кожа горит. Жар. Голова кругом. Пекло, адское, сука, пекло, дым густой валит. Дыхание задерживаю, а когда все же вдыхаю — по мозгам бьет. Мир заворачивается в боль, комбез от высоких температур плавится прямо на коже, впитываясь в нее. Пот застилает глаза. Небо гремит, гремит, чернеет и обрушивается на нас ледяным ливнем. На мгновение я думаю об Элине.
Мы орем на исходе сил от боли, злости, безумия и втроем вытягиваем Егора.
Глава 49
Элина
Минуты, пока к ним летела служба спасения, растянулись на бесконечность.
Я не чувствовала ничего. Ни боли, ни отчаяния, я просто не существовала. Полутрупы не способны мыслить здраво, они нули, застрявшие между реальностью и адом, зависшие над пропастью. Мы с Охотниками замерли у мониторов. Никто не сказал ни слова. Никто не дышал.
А может, все дышали и орали, как полоумные, лишь я одна замерла в ужасе. Слушала шум и смотрела.
Дроны летали вокруг горящей машины. Парни, которые ими управляли, орали матом в соседнем шатре так, что голоса посрывали. Странные ощущения — управлять дроном, быть одновременно так близко к аварии и не иметь ни малейшей возможности помочь. Лишь снимать. Видеть.
Машина службы спасения застряла в грязи, ее вытолкали отважные зрители.
Я же смотрела в экран. Смотрела на то, как мой мужчина лезет в огонь. Понимала, что он не сможет жить, если не попытается спасти брата. И не понимала, как жить, если не выберется он сам.
Оранжевый комбинезон и два черных.
Штурманы носились вокруг и заламывали локти, причитали, требовали поторопить службу спасения. Легко сказать! Когда сутки до гонки лило не переставая, когда грязь такая, что даже джипы шлифуют.
Мое сердце не билось. Я не думаю, что можно пережить то, что пережила я в те минуты, и остаться прежней. Я больше и не ощущала себя прежней. Я была в огне вместе с ними. Боль ощущала, царапала предплечья до крови. Тихо плакала.
Но до этого момента, до перерождения, когда полил дождь и прибил дронов к земле, когда Игорь Смолин объявил, что служба спасения прибыла и парней погрузили, везут сразу в больницу. Все четверо обгорели, но живы. До этого момента на мгновение нервы сдали!
- Чертовы комбезы, нафига они нужны, если не спасают! - психанула я в истерике.
- Нельзя надеть комбез и час сидеть в огне, Элина, - пробормотал Игорь. - Он же не волшебный, дает от силы пару минут. Обычно этого хватает.
Я закрыла лицо руками, искренне не понимая, сколько прошло времени. Мне казалось, что они горели часами. Я боялась спрашивать.
А потом мы с Игорем неловко и странно обнялись, его плечи дрогнули, и я впервые признала в нем человека.
Дальше я позвонила брату и рыдала в трубку как припадочная, требовала, чтобы он решил с больницей, чтобы моего Платона вылечили сейчас же! Я кричала, что если он не поможет, я перестану с ним общаться!
Не знаю, почему так вела себя. Никогда раньше я не совершала настолько бесполезных поступков, не ссорилась с Максимом, не повышала голос на брата и уж точно не орала как ополоумевшая.
Я сконцентрировала всю боль, что была, и выплеснула. Я допустила мысль, что потеряю Платона.
Максим прилетел через несколько часов в наглаженном костюме и белоснежной рубашке, но я не ругалась из-за пафосного вида. У него не было с сбой чемодана, он приехал, в чем был, с работы, не тратя время на поездку домой и сборы.
Мы крепко обнялись, и я быстро рассказала, что случилось.
Его приезд был совершенно бессмысленным — ожоговое отделение и травматология были предупреждены, парням оказались максимальную помощь, какую только возможно. Никто из врачей не работал в пол силы.
Вот только все время казалось, что этого недостаточно. Нужно, больше сильнее, лучше. Максим поговорил с врачами, влез, конечно же, всё разузнал.
Когда тронул меня за плечо, я с удивлением осознала, что задремала на неудобной табуретке.
***
Открываю глаза.
- Ну что? Есть новости?
- Да. Смолиных перевели в палату.
- Обоих?
- Да, удалось выбрать последнюю платную. Не зря летел.
- Лучший. Просто лучший, - подскакиваю я и обнимаю брата.
В детстве он казался мне полубогом,