– Это нас, салажат, родной командир на первом круге поделила так на три категории: «враги сожгли родную хату», «дурная наследственность» и «пришла за парнями». Мстители, дети военных и… хм.

   – Я понял. Сожгли…

   – Да!– я резко села, отбросила назад волосы. – Два раза. Соппат и Менлиссари, ты же читал моё дело, там всё сказано. Ладно, дело прошлое, я уже столько их убила за это… Но двоих гадов вы здесь укрываете! Допустим, дочери Шаттирема ак– лидана я прощаю. За центр реабилитации и воспитания целителей, за сотрудничество с нашими учёными и врачами. Вот ей – прощаю, заслужила. А муж её… – я сжала кулак.

   По комнате прошёлся ветер, жалобно дрогнуло и зазвенело в окнах. Андрей обнял меня, как ребёнка, и его сила мягко обволокла мою, сглаживая, сводя на нет выплески возмущений. Я уткнулась ему в грудь и процедила сквозь зубы:

   – Убью гада. Встречу – убью!

   Андрей не стал спорить, разубеждать, давить на совесть. Он просто обнимал меня, крепко, а я поплыла в его руках: плеснуло в душу детством, тем особым чувством безопасности, какое возникало у меня в руках приёмной матери, таммеотки Толлуой Санпорой. Хочу сказать, когда вот так тебя держат, кажется, никакое зло не коснётся, ему не позволят коснуться, и паранорма спит, не предвидя опасности. Забытое чувство. Я– то думала, что больше никогда в жизни не стану прикасаться сама и не вспомню, каково это, принадлежать мужчине. Тому, кого выбрала сама.

   Глупая была. Глупая…

***

Нет ничего трогательнее, чем спящий мужчина. Особенно если этот мужчина – солдат– пирокинетик, и он доверился тебе настолько, что уснул в твоём присутствии.

   Я осторожно, чтобы не потревожить, села. Провела ладонями над расслабленным телом…. Врач– целитель не вправе рисковать собой, ввязываясь в затратные по силе коррекции. Но я не работала в госпитале. Меня никто не контролировал. Некому было выписать живительных люлей за превышение должностных обязанностей.

   Живи, Андрей Жаров! Тебе сорок три сейчас, ты – на пике формы, а через десять– пятнадцать лет шагнёшь в старость, и стремительное угасание подведёт тебя к могиле за считанные дни, как всех пирокинетиков. Но ты, ты – живи. Двадцать лет, и ещё двадцать лет, и ещё… Сколько сможешь. Насколько хватит моих сил. Ты был нежен со мной и добр, я отплачу тебе тем же. Живи!

   Он не проснулся. Я тихонько смотала волосы, оделась и выскользнула за дверь. Постояла в коридоре, прислонившись к стене. Слегка потряхивало, как всегда после паранормального воздействия. Кофе бы сейчас. Того самого мерзкого пойла со стимулятором. Только кто его мне, гражданину другого галактического государства, здесь даст...

   Ночь встретила холодом, задувающим с моря ветром, терпкими запахами осенних цветов, настоянными на крепкой морской соли. Судя по погодной сводке, спустя каких– то десять дней после награждения победителей регаты упадут холода, и пойдёт снег… В это не верилось совершенно, но вряд ли метеослужба врала, зачем ей врать.

   Я прошлась по набережной. Глубокая ночь, никого вокруг. Тишина… Фонари роняли синий и оранжевый свет на волнующееся море. Где– то там, за линией горизонта, мерцающей в свете близких звёзд, ночевали добравшиеся до первой остановки в пути парусники регаты. Время и место утреннего старта зависело от результата, с каким яхты прошли первую дистанцию…

   Холодало. Изо рта начал вырываться парок. Стало смешно: вспомнилось детство, как мы воображали себя огнедышащими драконами… и как я учила тому собственного сына, там, на Планете Забвения, а он не понимал, о чём я толкую. Он многого не понимал, мой первенец, а я мало чем могла помочь ему, потому что, будь оно всё проклято, не было на той проклятой планете детских врачей… Вообще врачей не было, кроме меня, а я сама не справлялась. Надо было не в десант идти, а продолжать учёбу. Но тогда я не оказалась бы на Планете Забвения и не родила бы этого ребёнка и не… цепочка этих «не» была бесконечна.

   Вот так один– единственный импульсивный поступок, одно– единственное горячее решение намертво цементируют будущее. А не вернёшься теперь назад, не отменишь. Сиди и вкушай плоды, так сказать.

   Холод пронял наконец до самых костей. Я выругалась и побрела к глайдерной стоянке. Найдётся же там хотя бы один свободный?

   Свободный нашёлся, и не один.

   По дороге меня накрыло первой волной слабости и головной боли; я провалилась в сон, как в колодец.

***

День прошёл скучно. Я валялась, не в силах поднять свою тушку хотя бы на кухню, согреть себе кофе. Ложный приступ кранадинской алой лихорадки, как он есть. Мне предлагали вакцину, но я агрессивно отказалась: не поверила, что мне желают добра. А кто бы на моём месте поверил бы? Устойчивая аллергия на оллирейнских медиков у меня не на пустом месте возникла. Ну, и получила болезнь в диком виде.

   Местные на Кранадаине с детства привиты плюс имеют выработанный поколениями иммунитет. А мне теперь всю жизнь кушать последствия и пить препараты. Стоит только перенапрячься, перед этим предварительно пропустив приём очередной «витаминки»… Но я не жалела. Я бы всё равно прожила тот день и эту ночь именно так, как прожила.

   Обидно, что пирокинетики живут так мало. Да, за всё приходится платить: за владение одной из самых грозных паранорм расплачиваешься коротким сроком жизни. Но за столько лет учёные могли бы уже хоть что– нибудь придумать! Придумали же в своё время как стабилизировать целительскую паранорму, сочетающую в себе телепатию и психокинез.

***

После Клиники– Девять я проходила квалификацию в сертификационном центре на Кларенсе. Я пробыла у Ми– Скайона лантарга на блинах в общей сложности примерно полгода. Полгода без активной практики. Минус в карму, как говорится. Кармой на общем сленге назывался квалификационный лист, приложение к лицензии. Вместе со мной училась Ане Ламель, женщина из Новой России, конкретно – из локали Синей Птицы, с пресловутой Ласточки; Ане не объяснила причин, по которым она покинула родной мир. В подавлении этих причин я участвовала потом аж два раза – в первую свою миссию и в предпоследнюю. А тогда я ещё не думала уходить из профессии, несмотря на лишение доступа к инфосфере. У меня ничего, кроме профессии, не осталось: любимый предал, семьи не было, и ещё я взяла опеку над трёхлетней дочерью моей подруги. Ликесса Балина погибла при штурме Менлиссари. Единственный человек в окаянной моей жизни, которого я называла сестрой. Если бы она осталась жива, у меня была бы сейчас сестра. Если бы да кабы.

   Мысли скачут, как их записывать... Кемтари Лилайон – отдельный разговор, и я даже не знаю, как начать рассказ о нашем знакомстве. Где– то живёт он сейчас, этот Лилайон, между прочим. Где– то на Кранадаине. Вот уж воистину Вселенная широка, да гиперканал в ней один. Не уверена, что хотела бы встретить ак– лидана снова. Да, сейчас он навряд ли станет препарировать мне душу, он уже не на службе, насколько я поняла, но такая встреча окунет меня в не самые лучшие воспоминания моей жизни. Не хочу вспоминать. Пока – не хочу!