задержалась здесь надолго, лишь постояла пару минут. В этой жизни боль от потери дочери померкла на фоне всего остального. Возможно, я смогла оставить это в прошлом.

Далее я заметила могилу Мэтью и застыла, словно на моем пути выросла стена. Наконец, я все же подошла поближе и опустилась на колени, внимательно всматриваясь в портрет на надгробной плите. Черные волосы, внимательный мягкий взгляд практически черных глаз, аккуратные черты лица. Все такое знакомое, несмотря на то, что в этой жизни я впервые видела фото Мэтью.

— Привет, — прошептала я, слегка касаясь ладонью портрета. — Я скучала, мой дорогой. Прости, что приехала только сейчас.

Мэтью Вильям Флэминг. 29 декабря 1857 года — 19 мая 1919 года.

Я провела пальцем по этим буквам, высеченным на камне, и подумала о том, как в одной строке смогла уместиться целая жизнь. Я заплакала, но не почувствовала этого. Кажется, я скучала по Мэтью сильнее, чем была готова признать. Я скучала по нему с того самого дня, как вспомнила его, когда мне было тринадцать, а может быть и задолго до этого. Все детство мне снился один и тот же сон: бархатный голос, который звал меня «Мэри», а я поднимала голову, но не видела ничего, кроме глаз цвета темного шоколада. В этот момент я всегда просыпалась, но почему-то чувствовала себя абсолютно счастливой. В детстве у меня было не так уж много поводов чувствовать радость: пьющая мать, отчим, любивший распускать руки, бедность и насмешки одноклассников явно не помогали мне быть счастливой. Я всегда знала, что мое место вовсе не в том крошечном итальянском городке, где я родилась, и не в этой странной семье. Часто, лежа в постели без сна, когда за стеной кричали друг на друга мать и отчим, я шептала самой себе:

— Скоро я вернусь домой, уже скоро.

Я не помнила, где мой дом, но точно знала, что он есть.

А потом я вспомнила имя. Мэтью. И с того дня я не сомневалась, что дом там, где мой Мэтью.

Память о прошлых жизнях возвращается не сразу. Как правило, все начинается со снов и смутных ощущений, потом ты вспоминаешь себя, знакомые места, языки, полузабытые навыки и умения, окружающих людей… Чем ярче воспоминание, тем скорее оно придет к тебе. Так было во всех моих жизнях до этой. Впервые за все время я вспомнила другого человека раньше, чем вспомнила себя саму. Значит, Мэтью был моим самым важным воспоминанием за все жизни.

Как бы там ни было, но к четырнадцати годам я уже помнила кто я и кого я должна найти в этой жизни. И разумеется, я понимала, что этого никто не должен знать.

Думаю, я выжила благодаря этим воспоминаниям и снам, в которых я ловила на себе взгляд внимательных черных глаз. Без этого мне бы не хватило сил вырваться из своего маленького городка, поступить в университет и все годы работать по ночам после учебы для того, чтобы как-то жить, параллельно терпя насмешки одногруппников и скептическое отношение преподавателей, ведь я была единственной девушкой на курсе.

Я справилась и доучилась лишь потому, что точно знала, для чего я это делаю. Ради Мэтью, я ведь ему обещала.

У всего есть обратная сторона и своя цена. Цена моего диплома, новой работы и, казалось бы, успешной жизни — полное одиночество и пузырек «амитриптилина», который появился в моей сумочке несколько лет назад. Я покачала головой. Не время жалеть себя. Я бы прошла все это еще сотни раз, только бы точно знать, что в конечном итоге найду Мэтью.

Я долго сидела у его могилы, и лишь потом заметила еще одно надгробие рядом, имя на котором заставило меня слегка вздрогнуть.

Мэри Элизабет Флэминг. 15 сентября 1867 года — 31 октября 1940 года.

Я смотрела на свою могилу. Это было невероятно странно, но зато слез больше не было. Тут не о чем плакать.

Осмотревшись, я не увидела надгробий с именами Клэр и Фреда, должно быть, они были похоронены в другом месте, но пройдя немного вглубь кладбища, я нашла могилы Артура и Мэриголд. Артур умер давно, почти двенадцать лет назад, и это не было для меня сюрпризом, перед поездкой я прочла все, что удалось найти о нашей семье. Судя по дате на памятнике, Мэриголд не стало всего лишь год назад.

Я почувствовала, как у меня начинают дрожать руки, а в глазах вновь закипают слезы. Я знала, с чем столкнусь на этом кладбище и не думала, что отреагирую настолько бурно.

Почему это так больно даже следующей жизни?

Силы закончились, и я опустилась на ближайшую скамейку, низко опустив голосу и позволив себе, наконец, снова заплакать.

— Милая, у тебя все в порядке? — я услышала мягкий женский голос и подняла голову. Передо мной стояла высокая, статная женщина лет сорока пяти или чуть старше. Зеленые глаза, густые темные волосы, нос с небольшой горбинкой. Ее образ определенно казался знакомым, но когда и где я могла ее видеть?

— Д-да, — запинаясь, пробормотала я, не отрывая внимательного взгляда от лица женщины. — Спасибо.

Я думала, что женщина уйдет, но она села рядом со мной и вновь заговорила:

— Я никогда тебя здесь не видела, хотя бываю достаточно часто. Кто у тебя здесь похоронен?

— Семья.

Что еще я могла сказать.

Она задумчиво кивнула, а я решилась задать вопрос.

— А у вас?

— Тоже семья. Дядя, тетя, бабушка и дедушка. Он, правда, умер еще до моего рождения, я никогда его не видела. Моим дедом был граф Флэминг…

Она говорила что-то еще, а я едва не лишилась чувств, наконец, осознав, с кем я говорю. Рядом со мной сидела Алисия.

Огромным усилием воли я заставила себя вынырнуть из нахлынувших на меня воспоминаний, поток которых вполне мог уничтожить меня, и прислушаться к тому, что говорила моя внучка.

— Я удивилась, увидев здесь вас, на кладбище не часто встретишь такую молодую девушку… Я вот только с возрастом стала приходить чаще, осознав, что скучаю по ним. Особенно по бабушке.

Я взглянула прямо в глаза Алисии, они были такими же ярко-зелеными, как и мои в прошлой жизни. Мне так хотелось крикнуть «Твоя бабушка сейчас сидит перед тобой», но, разумеется я не могла. Вместо это я с трудом выдавила всего лишь:

— Какой он была? Ваша бабушка?

Алисия улыбнулась, вспоминая.

— Доброй, уверенной в себе и очень сильной. Она родила шестерых детей, участвовала в трех войнах и управляла больницей после