Вместо ответа профессор издал горлом какой-то диковатый звук.

Мне стало не по себе.

– Гммм… Алиска, так ты коньяка, может, хочешь? Хотя нет, чего я тебе предлагаю, вали уж быстрее отсюда! Буторфанол ему коли, если терпеть не сможет. По осени особо эти боли обостряются… Если сама не найдешь – позвонишь Владлене Игоревне, она будет в курсе, сделает… С Адой больше не дружи, она была тут у меня разок… Скоро сиськи ей будем делать по себестоимости… Уроды все… Какие же все уроды…

Я положила ключи на стол и попятилась к двери.

И все-таки не удержалась:

– Так ты поэтому, да?! Ну, со мной?

– Поэтому, не поэтому, какое это имеет значение?

– Теперь уже никакого…

– Вот именно. Ты хорошая девка, Алиса. А она – не «хорошая», она богиней была, вот так… Найди себе мужика достойного, пока не поздно. А ему, запомни, одноклассничку моему хренову, – буторфанол. И вали уже быстрей отсюда. Я так устал…

Профессор сложил на стол руки и с явным облегчением уронил на них голову.

– Угу.

И уже приоткрыв дверь, я подумала и все-таки бросила через плечо:

– Спасибо… Дядя Коля.

– Прощай, – глухо упало мне вслед.

57

Почти весь май, полухалявный в связи с долгими праздниками, я навещал их довольно часто. Алису и ее отца.

Формат нашего общения с ней теперь стал таким… нежно-дружеским, по крайней мере, именно это мы оба демонстрировали и друг другу и ее отцу, как будто пьесу в четыре руки играли.

Но в какие-то короткие мгновенья, когда она проходила вплотную и мимо или садилась совсем близко, случайно или нет задевая меня рукой, или слегка касалась моего тела своим, – меня будто пронзал электрический заряд.

И вот опять мы с ней стали лгать, пытаясь поверить в то, что мы хорошие, бесконечно милые и нужные друг другу люди, но при всем при этом у нас вроде бы как нет пола!

Я не спрашивал прямо, ведь глупо это, да и не было подходящего момента, но чувствовал: она тоже хочет физической близости.

Я же не то чтобы чего-то боялся, я просто начал вспоминать свои старые страхи, понимая уже сейчас так остро, так ясно, каким чудовищно-нелепым было мое поведение!

И еще во мне постоянно возникало чувство вины перед Александром Захаровичем, который в это время был рядом с нами, или смотрел телевизор в комнате за стенкой, или допивал на кухне свой чай, пока мы, опуская глаза в пол, прилипали к друг другу телами в коридоре и, быстро опомнившись, как будто чего-то крадем, бросали спасительные: «Звони! Не пропадай! Обещаешь?» – «Обещаю!»

Я же все еще женат, и он прекрасно об этом знает.

И его всегда это будет беспокоить.

Он же мужчина, тем более отец. И ему совсем не важно, сколько его дочери лет, потому что он, как я сразу это понял, человек с четкими жизненными установками, а я, хоть и не могу похвастаться тем же, тем не менее это уважаю.

И все-таки, несмотря ни на что, мое желание обладать ею по-настоящему, целиком и полностью, готово было, чуть только надави, вылиться наружу!

Но в том-то и дело, что наедине с Алисой я не находился уже очень давно, с середины апреля, когда незадолго до моего «срыва» мы гуляли с ней по Москве.

Я тщетно пытался заставить себя думать обо всем этом как можно меньше и просто стал выжидать подходящего случая.

И вот в конце мая все наконец-то случилось.

Кандидатура Алисы понравилась партнерам Аркадия, и недели через две после «воскрешения» Александра Захаровича она вышла на ту самую работу, которую я для нее нашел.

Я же после своего возвращения к нормальной жизни пока что перебивался редкими частными уроками, но начал активно, теперь уже по-настоящему, искать себе стабильный заработок.

Как-то днем Алиса позвонила мне и сообщила, что заказала по Интернету новое кресло для отца, а о том, что у нее больше нет машины и как же теперь перевезти громоздкую покупку домой, она и не подумала!

Интуитивно я понял: это повод – ведь она могла бы заказать кресло сразу к себе в квартиру, а вместо этого заказала доставку в офис.

Я перенес встречу с очередным своим потенциальным работодателем и, не забыв тщательно привести себя в порядок, помчался к ней в офис.

Пока мы грузили кресло в багажник моей машины, наши пальцы, и совсем не случайно, то и дело сплетались, разнося по всему телу пьянящую дрожь…

Когда мы сели в машину, мне показалось, что Алиса готова сказать мне что-то важное и это «что-то» как раз касалось той сладкой и опасной темы, которую мы все это время совместными усилиями снова пытались замять.

Но я не дал ей этого сделать.

Я испугался, что она сорвется и снова начнет плести что-нибудь опять «не про то», и, не дав ей опомниться и передумать, я просто впился губами в ее губы.

Как я потом вел машину, одному Богу известно…

Почти всю дорогу мы молчали, боясь любым неосторожным словом спугнуть это наваждение.

Забив на семью и клиентов, я переключил свой телефон на режим «без звука».

Мы двигались по направлению к ее дому, но оба понимали, что где-то должна будет случиться остановка.

Всю дорогу Алиса полулежала на моем плече, топя всего меня в своей теплой и клокочущей энергии.

Я чувствовал себя так, словно стою перед вратами в рай!

Перед тем как нужно было свернуть на ее улицу, она очнулась, поправила волосы на лбу и, махнув вперед рукой, приказала:

– Лучше поехать прямо. Там будет тупик.

Вот именно, что тупик…

Мы оба знали, что если сейчас этого не случится, то завтра мы просто сойдем с ума и никогда себе этого не простим!

Выход был только один – сделать то, о чем давно вопило все наше естество и даже сама природа вокруг, ведь май же нынче на дворе!

За окнами были чужие гаражи, верхушки деревьев над ними качали под порывами ветра свежей, изумрудной листвой, в салоне надрывалась Патрисия Каас, от Алисы одуряюще пахло незнакомыми мне духами, и мы, в считаные минуты сорвав с себя все замки, без единого слова сказали друг другу все, что так давно хотели!

Меня так и распирало сказать ей об этом еще и вслух, я прокручивал в голове простые слова, но она, безошибочно считывая с меня этот порыв, то