в ноги вместительную спортивную сумку и кивнула на нее:

– Еды я отцу до вечера оставила, наготовила всего, вот… И с собой кое-что взяла! А если у тебя есть такая возможность, то можно провести на даче несколько часов…

– Так ты готовить, что ли, умеешь?!

– Хам! Скоро узнаешь!

Был выходной день, поэтому мы добрались до дачи только часа через два, собрав по пути все возможные пробки.

Алиса протянула мне ключи, и я открыл замок, висящий на калитке.

– Ангелина Петровна домой уехала… Я бы оставила ее все равно, пускай бы следила за домом, да платить ей пока не могу.

– Понятно.

Проникнув в дом, мы, оголодавшие в дороге, первым делом набросились на Алисину еду и за несколько минут умяли ее, запивая моим безалкогольным пивом.

Готовила она, к слову сказать, так себе.

В смысле – вполне себе съедобно, но сам я готовил куда лучше!

И жена моя готовила лучше.

Но мне все равно было и вкусно, и приятно.

Да уж, поистине все то, что мы потребляем в себя, надеваем на себя, что смотрим и слушаем, на чем и куда ездим, – все это вторично по отношению к внутреннему состоянию, в котором мы совершаем те или иные действия. И этим, наверное, и можно объяснить то счастливое умиление, которое охватило меня, пока Алиса всю дорогу до деревни слушала по радио отечественную попсу, которую я в обычной жизни просто терпеть не могу!

Рядом с этой женщиной я не пытался быть счастливым, я им был.

Но мы оба понимали, что наш союз обречен.

Слишком уж много у нас имелось в сумме «непреодолимых жизненных обстоятельств».

И никогда не обсуждаемое между нами, но четкое обоюдное понимание этого факта теперь рождало неистовое, сокрушительное влечение друг к другу!

Из миллиарда бутылок шампанского вдруг одновременно повылетали все пробки, их содержимое затапливало стены нашего убежища, и миллиарды любовников по всему миру сейчас, в унисон нам, издавали такие примитивные, такие прекрасные звуки, и все цветы мира расцветали и умирали для нас, и все это было так просто, так естественно, как дышать, или плакать, или…

Да, все, что мы несли в себе до того, прорвалось, набирая невероятную силу, и мы, жадно упиваясь моментом, теперь старались поглотить все, без остатка!

Хм… Я пожил на этом свете уже прилично, но только в мае этого года узнал, каким же я, оказывается, могу быть хорошим любовником…

Так сказала мне Алиса.

По-моему, она сказала это раз сто!

Если бы еще только об этом узнала моя хронически неудовлетворенная жена…

Но это, увы, уже невозможно…

Часа через два, собирая с пола разбросанную одежду, мы с Алисой почти одновременно вспомнили, что неплохо было бы еще найти и собрать нужные Александру Захаровичу вещи.

После близости мужчины ведут себя по-разному: кто-то веселится и поет, не скрывая радости от победы, кто-то прячет свое смущение за шутками-прибаутками, наверняка есть такие, которым стыдно или даже страшно: «А что теперь со всем этим делать?» – а мне же было просто хорошо.

Алиса была достаточно тактична для того, чтобы ничего не требовать и не ожидать от меня, понимая, что любое обсуждение может все только испортить.

Пусть этого счастья будет столько, сколько отмерено!

В сложившейся ситуации ни я, ни она не могли ничего изменить.

И да, я по-прежнему совсем не хотел, чтобы она стала моей женой, даже в самых своих нелепых фантазиях.

Почему?

Да все потому, что быт убивает любовь, как и убил со временем чистое, восторженное чувство моей жены, оставив после себя лишь взаимное разочарование да ответственность за будущее сына, ради которого мы с Машей продолжали топить друг друга в каждодневной несчастливости.

Да, Алиса не может сейчас платить Ангелине Петровне, но пройдет немного времени, и она, со своим умом, со своей хваткой, быстро добьется больших успехов и на новой работе, уж в этом-то я был уверен! И тогда пленка снова отмотается назад, к тому, с чего мы с ней начинали, возрождая во мне старые комплексы…

Она будет обеспечена, она будет успешна, на ней всегда будет дизайнерская обувь, а я снова буду почти на каждом шагу ей не соответствовать.

И дело здесь не в том, что она «везунчик» и деньги сами ее найдут, конечно, я не мыслил так примитивно на ее счет. Просто она сама по себе сильнее, она прочнее стоит на земле, она – боец, а я – мечтатель, такими нас создал Господь Бог, и этого не изменить.

Но сейчас мы уравновешиваем друг друга, мы просто жизненно необходимы друг другу!

Так есть, и все.

Да, после случившегося с нами я стал гораздо спокойней воспринимать все внешнее.

Главное, что сейчас мы с ней – одно целое, как душа Адама Кадмона!

Кто-то там, наверху, нас просто разъединил на время и послал испытание, чтобы мы все поняли.

А в следующей жизни, возможно, мы поменяемся местами: я буду двигателем, а она – топливом, это все не так уж и важно, главное, что мы наконец-то нашлись в этой…

О, как бы я хотел, чтобы этот май длился бесконечно!

Но он скоро закончится, все закончится, все ведь всегда так быстро кончается.

После той поездки на дачу мы встретились с Алисой только в конце следующей недели, сходили в ресторанчик рядом с ее работой, и, когда я подвозил ее до дома, все снова повторилось: сумерки, листва и гаражи за окном, ее жар, ее смех мне в ухо, бархат ее кожи, наша лихорадка и мой триумф: я – мужчина!

Но в этот же вечер произошло и кое-что еще…

Серая тень уже легла на наши кипящие от счастья головы.

После того как мы снова перебрались с заднего сиденья на переднее, я вдруг скумекал, что в салоне автомобиля могут остаться следы нашей страсти.

Завтра была суббота, и я пообещал жене и сыну съездить вместе с ними за город, на дачу родителей Маши.

Мне не хотелось расстраивать жену, и я, даже не успев подумать, достал из бардачка тряпку и пошел себе, спокойненько так, протирать сиденья.

Когда я закончил, к слову сказать, так толком и не обнаружив никакого «компромата», Алиса уже стояла возле машины и курила.

Посмотрела на меня пустыми, стеклянными глазами.

– Ты чего?

– Ничего. Покурить вышла.

Ее голос стал чужим.

Я, конечно, тут же понял, какую оплошность только что совершил, но, ей-богу, я же действительно просто не подумал!

Моя голова вообще мало думала после близости