Яся Артельман входит в запасник к кроликам, держа в руках жестяную конструкцию – что-то вроде двухэтажного домика, сделанного из пустых канистр из-под оливкового масла.

Яся Артельман. Жрете, хрючелы ушастые? (Принюхивается.) Что ж у вас вечно мочой-то воняет? Только поменял же сено ваше гребаное. По-человечески прошу: не жрите вы его, жрите траву, специально же ношу, а ссыте – на сено; пол же провонял, ну что мне теперь, перекапывать его? (Наливает из бутылки воду в большую миску, ногой разрыхляет сено.)

Шестая-бет. Яблочко есть?

Яся Артельман (передразнивая). «Яблочко есть?» Хоть бы раз спасибо за что сказали.

Сорок Третий. Спасибо за что.

Яся Артельман смотрит на него несколько секунд со сложным выражением лица.

Яся Артельман. Мелкие где? (Замечает коричневого крольчонка, спящего под столом с пыльным электронным оборудованием, достает его оттуда.) Чучело-мурчучело! Просыпайся. Смотри, что я сделал! Где братан твой? Смотри, что я вам сделал. (Демонстрирует жестяной домик.) Вот сюда можно лазить и сюда, а вот тут можно перейти на второй этаж, а вот тут прятаться можно, за дверочкой. (Осторожно сажает крольчонка на пологую жестяную полоску внутри домика, крольчонок, все еще сонный, медленно забирается по ней на второй этаж, закрывает глаза.) Ладно, проснешься – допрешь, оно реально крутое, я потом еще к нему всякое приделаю. У нас с Мири крыса была, у нее дом был на полстола прямо, она была ма зэ[164] умная, все лабиринты проходила. Ты ж головой не в маму с папой пойдешь, да? Нееет, вы с братиком будете у меня умненькие, я вас развивать буду, лабиринт вам сделаю еще, только не ссыте в него… (Осторожно вынимает.) Где братан твой?(Заглядывает под стол, роется у живота Шестой-бет.)

Шестая-бет. Что?

Яся Артельман. Где второй мелкий? Черный где?

Шестая-бет. Съела.

Яся Артельман. Что?

Шестая-бет. Съела.

Яся Артельман. Что?

Шестая-бет. Я съела. (Затухающим голосом.) Ты водички не принес… Я пить хотела и съела…

Яся Артельман (отступая на два шага). Что?

Сорок Третий (затухающим голосом). Ты же водички не принес…

У Яси Артельмана начинают дрожать руки.

Яся Артельман (севшим голосом). Что, блядь?

Сорок Третий (испуганно пытается что-то сказать, но от страха заикается). Атятятятя… А-тя-тя…

Яся Артельман молчит.

Сорок Третий. Атятятятятя…

Яся Артельман (холодно). Вдохни глубоко. Выдохни.

Сорок Третий вдыхает и выдыхает.

Яся Артельман. Вдохнул-выдохнул.

Сорок Третий вдыхает и выдыхает.

Яся Артельман. Теперь сосчитай до трех и говори: «Я хотел сказать…»

Сорок Третий (очень испуганно). Раз-два-три… Я хотел сказать… Я хотел сказать – есть еще!

Яся Артельман молчит.

Сорок Третий (испуганно). Есть еще! Тебе надо? Есть второй! Бери!

Шестая-бет (испуганно). Бери! Бери второго!

В следующую секунду Яся Артельман хватает жестяной домик и с размаху бьет им Шестую-бет по спине.

Яся Артельман (нанося удар за ударом по верещащей от боли и ужаса Шестой-бет). Вы звери! Вы звери блядские, блядские твари, вы звери поганые, вы звери!

Сорок Третий визжит, забившись под перевернутую миску для воды; вода стекает с его морды, на полу быстро образуются два мокрых пятна – одно у морды, второе под хвостом. Шестая-бет замолкает и больше не двигается. Яся Артельман молча запускает домиком в Сорок Третьего, домик с грохотом ударяется об миску, Яся Артельман бросается вон из запасника, его ботинки грохочут по лестнице. Внезапно направление шагов меняется: Яся Артельман возвращается, вбегает, трясущимися руками хватает коричневого крольчонка со стола и опускает в карман. В следующую секунду Яся Артельман начинает гоняться по запаснику за Сорок Третьим.

Сорок Третий (без слов). Не надо! Не надо! Не надо!!!

Яся Артельман наконец ловит Сорок Третьего сперва за заднюю лапу, а потом за загривок, другой рукой подхватывает с пола свой китбек, снова несется вниз по лестнице с истерически верещащим кроликом в руке, выбегает из запасника и изо всех сил швыряет Сорок Третьего в сторону жирафника. Следующий раз мы видим Ясю Артельмана примерно через пятнадцать минут: обежав огромную воронку, оставленную позади жирафника артиллерийским снарядом, Яся Артельман выходит в покореженные ворота зоопарка с колотящимся крольчонком у колотящегося сердца.

– Я не держу котов, – говорит Грета Маймонид с презрением. – Ноги этих мерзких тварей в доме моем не будет. Я их выгнала к чертовой матери.

Они просят разрешения осмотреть квартиру – разрушенную квартиру Греты Маймонид. Они очень вежливые, очень внимательные, они спрашивают Грету Маймонид, не нужна ли ей какая-нибудь помощь, один пытается поддержать Грету Маймонид, опирающуюся дрожащей рукой на косяк, за талию. Грета Маймонид одаривает его таким взглядом, что он поспешно убирает руки и извиняется. У Греты Маймонид все еще есть способность смотреть на мужчин таким взглядом.

– Даже и не надейтесь, – говорит Грета Маймонид. – Вы знаете, сколько стоит одно платье, одно мое платье? Я не позволю вам мацать мои вещи, у вашего поколения вместо рук плоскогубцы.

Они объясняют ей, что она просто не понимает, какие эти коты на самом деле. С ней они, эти коты, наверное, милейшие зверюшки, но на самом деле эти коты бандиты, серьезные бандиты, и помогают бандитам, и этих бандитов надо остановить, а без помощи Греты Маймонид это никак невозможно.

– Я не понимаю? – Грета Маймонид разражается хохотом, серебристым хохотом молодой красавицы; у Греты Маймонид все еще есть способность так хохотать. – Да они суки, негодяи, поганые твари. Они рвали мои вещи и смеялись, они сволочи, если бы я знала, где они, я бы своими руками вам их притащила.

Они говорят Грете Маймонид, что если коты вернутся, нужно вести себя с ними очень-очень ласково и обязательно-обязательно сообщить. Ей даже ходить никуда не надо, надо просто сказать слово «коты» на ушко солдатам, которые привезут пайки, солдаты будут в курсе. Они даже вида не подадут, что ее поняли, пусть она не боится.

– Бубале[165], – говорит Грета Маймонид, щуря глаза и запрокидывая серо-рыжую голову. – Я перестала бояться, еще когда твой дедушка думал, уезжать ему из Берлина или не уезжать.