Эрих Грабовский, родившийся 12 февраля 1911 года в Нойхагене под Берлином, женатый, двое детей, дипломированный банковский служащий, восемь лет проработавший в Бранденбургском земельном банке, ожидал их в гинекологическом кресле смотрового кабинета. Маленький невзрачный человечек, который напомнил Манхардту хорошо сохранившуюся египетскую мумию.

— Добрый день, герр Грабовский,— приветствовал его Манхардт.— Ну что, еще раз вам повезло и удалось уцелеть? Прошу вас, не вставайте!

Они сели на кушетке и подождали, пока медсестра не закроет двери в кабинет врача. Доктор Пассман уже ушел обедать.

Манхардт закурил, и Кох тут же открыл окно. Он старался не дышать табачным дымом, считая, что это вредно для здоровья. Кох славился как бегун на 400 метров, его лучший результат — 50,5. Не веди он столь беспорядочную половую жизнь, пробежал бы и за 49,0.

— Как дела у моего коллеги? — спросил Грабовский.

— Выживет,— заверил его Манхардт, хотя понятия не имел, так ли это.

— Подлый бандит! Его следует повесить! Да, повесить!

Манхардт поморщился, так неприятен был писклявый, как у кастрата, голос Грабовского. Несмотря на нестерпимую жару, тот был в шерстяном костюме. «Наверняка еще и кошачьей шерстью обернул поясницу»,— подумал Манхардт.

— Как, собственно, этот тип выглядел? — спросил Кох.

— Откуда мне знать? Ведь он на голову натянул чулок!

— Я имею в виду, какого он был роста? — уточнил Кох.

— Ну, примерно с вас, правда, немного толще.

— Никакого акцента не заметили?

— Нет, не заметил. Он только крикнул: «Заткнись и давай деньги!», а потом: «Хватит!» — и все.

— Вряд ли грабитель станет произносить речи,— буркнул Манхардт.

— И угрожал вам пистолетом? — продолжал расспрашивать Кох.

— Да, разумеется! — Вопросы явно казались Грабовскому бессмысленными.— Иначе я не отдал бы ему деньги.

— Верно! — Кох попытался выжать ободряющую улыбку.— И как выглядело оружие?

— Ну, как пистолет…

— И потом он сразу выстрелил в вашего коллегу?

— Да. Ваххольц хотел на него броситься, и тут… Боже!…— Грабовский закрыл руками лицо.— Это было ужасно!

— Мы вам верим, герр Грабовский.— Манхардт укоризненно взглянул на Коха.— Прошу вас… от ваших показаний очень многое зависит. И тут в дверях показался клиент…

— Я вынужден был отдать ему деньги, иначе я не мог! Дома у меня больная жена, я не мог рисковать…

— Вам не в чем упрекнуть себя, герр Грабовский. То, что сделал Ваххольц, было неверно и неразумно; правильно поступили именно вы!

Грабовский наградил Манхардта благодарным взглядом, потом презрительно покосился на Коха.

— И тут в дверях показался клиент…

— Да. Насколько я мог видеть, в таком рыжеватом костюме, как… как карамельный пудинг.

— Высокий? Толстый?

— Нет-нет! Скорее невысокий и стройный. Пожалуй, он больше смахивал на француза или итальянца… По крайней мере брюнет — это точно.

— Но он не был иностранцем, верно?

— Нет, ни в коем случае.

— Сколько ему могло быть лет? — вмешался Кох.— Я имею в виду — грабителю.

Грабовский задумался.

— Думаю, за тридцать.

— Бороды не было?

— Нет… нет.

— Вы не заметили у него на лице ничего особенного? Скажем, заячью губу, орлиный нос, ямочку на подбородке, мешки под глазами, шрамы, морщины?

Старик даже застонал. От него явно хотели слишком многого.

— Все случилось так быстро… я… нет, при всем желании не смогу помочь. Возможно, я еще сумею что-нибудь вспомнить, но сейчас…

Манхардту стало жаль беднягу, не хотелось мучить его дальше. Но служба есть служба, и чувства тут неуместны.

— Во что он был одет?

— Серый фланелевый костюм.

— Какого цвета была сумка, в которую он собирал деньги? И из какого материала?

Манхардта самого утомлял этот допрос, но, даже рискуя разозлить главного свидетеля, он был обязан зафиксировать все детали. Дурацкая профессия!

— Сумка? — Грабовскому всегда требовалось некоторое время, чтобы сообразить.— Гм… Полагаю, черная.

— Дорогая, купленная где-нибудь на Кудамме, или дешевая, скажем от «Вулворта» или «Неккермана»?

— Ну, я не знаю… Все произошло так быстро…

— Разумеется, герр Грабовский.

У Манхардта в зубах застрял кусочек рыбы. Да, придется, видно, выбираться к стоматологу. Ах, как он ненавидел этих халтурщиков, загребавших бешеные деньги только за то, что они копаются у порядочных людей во рту.

— Вы видели руки этого типа, когда он держал сумку?

— Нет. Ведь он был в перчатках — темно-коричневых кожаных перчатках.

— Ага! Скажите, к какому социальному слою вы бы его отнесли? Принадлежал он к низам, ну, скажем, подсобник или разнорабочий, или по манерам и выговору относился скорее к среднему или даже верхнему слою?

— Тут я помочь вам не могу…

«Идиот!» — подумал Манхардт. Он хотел знать, в каких кругах искать преступника. Это могло бы здорово помочь. Постепенно он начинал терять терпение. А этот Грабовский какой-то заторможенный. Да еще непрестанно постукивает ногтями больших пальцев, что постепенно стало очень раздражать Манхардта.

— Бандит действовал привычно? — спросил он, одновременно распуская галстук и начав массировать затылок.— Я имею в виду, по вашему мнению, этот тип что-то подобное совершал уже неоднократно или вам показалось, что это было его первое ограбление?

Грабовский наморщил лоб. Он чувствовал себя как в школе на уроке и боялся каждого следующего вопроса.

— Не могу сказать, ведь…

— …все произошло так быстро. Я знаю,— подхватил Манхардт.

Грабовский обрадованно кивнул.

Пока они молчали, Кох получил возможность дополнить стенограмму. Ему все показалось весьма занимательным и поучительным. Он отчаянно жаждал повышения, и потому все время должен был быть наготове. На этот раз ему казалось, что пришло время встрять с вопросом.

— Этот человек уже был когда-нибудь в вашем отделении? Понимаю, у него на голове был чулок, но ведь тот, которого он похитил, явно узнал его. Возможно, вам была знакома фигура или голос…

— Об этом лучше вам спросить герра Ваххольца.— Грабовский, судя по всему, думал только, когда же кончится допрос.

— А тот, в рыжем костюме, он тоже был вашим клиентом? — спросил Манхардт.

— Нет, не думаю.

— Он ничего не говорил?