Томашевский достал из кармана чулок и приготовил его. Он потел всем телом и отчетливо ощущал, как пот стекает по спине. В нос бил кислый запах. Запах собственного тела был ему отвратителен. Руки, в которых он держал черную сумку, тряслись. Поместятся ли в ней все деньги?

Он уже собрался было решительно двинуться вперед, когда мужчина в белом плаще отворил окованные бронзой двери и исчез внутри банка. Похоже, владелец магазина радиотоваров, что в конце улицы. Для Томашевского это означало новую отсрочку. Хотя страх его с каждой секундой все нарастал, он уже и не думал отступать.

Вспомнил о своем первом полете. Тогда ему было восемнадцать или даже семнадцать лет. И ему хотелось кричать от страха, пока машина выруливала на старт. Но отступать было нельзя: ведь он уже вошел в самолет и за ним закрыли двери. И теперь от него совершенно ничего не зависело.

Томашевский чувствовал, как сердце его бьется все быстрее и беспорядочнее, и левую его руку пронзила тупая боль. В правом ухе звенело. Проклятое давление! Вместо джина нужно было принять успокаивающую таблетку.

Тип в белом плаще торчал в банке уже три минуты. Пошевеливайся, идиот! Господи, лишь бы все поскорее кончилось! Что же будет через десять минут? За ним будут гнаться по всему городу? Или он сразу врежется в какое-нибудь дерево?

Будь тут Сузанна… Помешала бы она сделать то, что он задумал? Вряд ли. Сузанна, Сузи. Черт бы ее побрал, мерзавку! Не брось она его, не сидел бы он тут, жил бы совсем иначе и его фирма не пришла бы в такой упадок… Может быть, он все делал только ради нее. Если он лишится фирмы, Сузанна будет торжествовать и с полным основанием заявит, что он неудачник. Нет, такого удовольствия он ей не доставит!

Тут банк покинул последний клиент. Массивные двери еще несколько мгновений качались взад-вперед. Человек в плаще довольно быстро удалялся по улице.

Нигде никого. Исключительно удобный случай. Ожидание закончилось — теперь вперед!

Томашевский натянул чулок на голову, левой рукой подхватил сумку, открыл дверь и выскочил из машины. На бегу он выхватил из свертка «беретту». Все движения казались ему такими привычными, словно он их совершал уже сотни раз. «Как профессиональный гангстер»,— подумал он, наполняясь гордостью. Но тут же задрожали колени и он задохнулся — у него почти не было сил. Пройти эти четыре-пять метров казалось совершенно непосильной задачей. Сколько глаз наблюдали за ним, сколько человек уже бросились к телефону, чтобы набрать номер 110?[1]Он казался себе зайцем, скачущим через поляну, вокруг которой стоят десятки охотников. Улица крутилась у него перед глазами; казалось, он падает внутрь Земли…

Наконец он оказался у дверей. Распахнул их правой ногой и помчался дальше. Вот и кассовый зал.

Внутри было прохладно, тихо и уютно, и он казался себе безнадежно затерянным и бессильным. Как ему не хотелось, чтобы это оказалось неправдой!

Боже, этого просто не может быть! Это мне только снится. Господи, пусть все это окажется сном!

Что происходит? Он утратил всякое ощущение времени и пространства. Мечтал, что сейчас войдет мама и все объяснит. «У моего сына нервы не в порядке, это ничего не значит, я сейчас вам принесу справку!»

Все оказалось ошибкой. Он этого вовсе не хотел. Лучше уж банкротство и потеря фирмы, чем такое…

В этот миг его заметил кассир за перегородкой. Это был тот самый милый старичок за шестьдесят, с растущей лысиной и восковым лицом. Он собирал марки с репродукциями произведений искусства и как раз высчитывал, сколько денег останется в этом месяце на его хобби.

Старик вскрикнул. Это был слабый жалобный писк, как мяукание кошки.

— Тихо! — взревел Томашевский и подскочил к окну. Он действовал вопреки своей воле, воспитанию и всей натуре. Его поступки ему самому казались чужыми, ненормальными.— Заткнись и гони деньги! — Говорил он, как в детстве, когда играли в разбойников.

Да, вот именно, все это было лишь игрой. Игрой, в которой он вообще не участвовал. Вместо него был только робот, и всем, что он делал, управлял встроенный компьютер. Настоящий Томашевский сидел снаружи в машине и смотрел на все это.

Кассир повиновался и стал складывать пачки банкнот в приготовленную сумку. При этом он старался не смотреть на Томашевского. Пальцы у него дрожали. Изо рта старика дурно пахло, и Томашевский невольно подался назад. Все шло блестяще. Сумка уже наполнялась…

За спиной Томашевского что-то скрипнуло. Двери, ведущие в заднюю комнату, распахнулись. Оттуда вынырнул парень помоложе с квадратным черепом. На нем был явно дорогой костюм отвратительного ржаво-рыжего цвета. Хоть перед налетом Томашевский и заметил в банке двоих служащих, но уже успел забыть про второго. Молодой кассир ни на миг не растерялся. Слишком часто он мечтал о подобной ситуации, чтобы отличиться. И без колебаний ринулся вперед.

Томашевский видел, как парень летит прямо на него. Его охватила паника. Инстинктивно он чувствовал, что атакующий гораздо сильнее и решительнее, чем он сам. И уже представлял страшные удары, которыми осыпают его могучие кулаки противника.

«Он меня линчует… Прикончит… Самозащита!…» Рука с «береттой» стремительно взлетела вверх.

— Нет! Не стреляйте!

Но Томашевский уже согнул указательный палец на роковой миллиметр. Кассир вскрикнул, прижал руки к животу и рухнул.

Совершенно отупевший Томашевский уставился на него. Он не видел и не хотел видеть связи между своим выстрелом и убитым человеком. Этого не может быть! Этого вообще не может быть, ведь он сидит там, снаружи, в машине. И именно сейчас он решил, что делать ничего не будет и вернется домой…

Второй кассир все еще бросал банкноты в сумку — боялся, что, если остановится, пристрелят и его.

— Хватит! — взвизгнул Томашевский. Его одолел приступ кашля. «Прочь отсюда, прочь! Человек на полу мертв? Похоже, да. Убийца! Убийца! Прочь отсюда, прочь!» Он схватил сумку и кинулся к дверям.

И в этот момент в зал вошел высокий, элегантно одетый мужчина. Прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что случилось. Тело на полу говорило само за себя. Чтобы избежать подобной участи, он отскочил г -торону, освобождая путь грабителю. Лучше быть живым трусом чем мертвым героем.

Но Томашевский замер на месте, словно окаменев. Ведь это… Он вытаращил на пришельца глаза.

Гюнтер Фойерхан!

— Томи, ты?! — воскликнул в этот миг Фойерхан, узнав Томашевского, несмотря на маску.

Томашевский несколько секунд размышлял. Бросить папку и сдаваться? «Сдайся. Сдайся — и все. Ведь теперь все потеряло смысл».

Фойерхан был растерян не меньше него. Побледнев, он попытался прикрыться руками. На полу стонал и сыпал проклятиями молодой кассир. Его коллега замер за окошком, как вкопанный. Как в кабинете восковых фигур в Лондоне. Что теперь? Ведь должен же кто-то что-то сделать! Глаза у него горели, к горлу подступала тошнота. Больше он терпеть не мог.