Барнаби встал, сделал Трою знак остаться, а сам вышел. Задержанный не из тех людей, которые отказываются говорить с полицией из принципа. Когда он оправится от шока, расскажет все как было. Но скоро ли он оправится?

Насколько пока мог судить старший инспектор, никто, кроме Фейнлайта, не мог засвидетельствовать обстоятельства падения Джексона и только Валентин способен рассказать им, что произошло. И это было в его интересах — чтобы он скорее заговорил. Не только в интересах Барнаби. Вряд ли Фейнлайт захочет находиться в камере до суда, а суд, вполне возможно, состоится лишь через несколько месяцев.

Все это Барнаби объяснил Луизе Фейнлайт в холле. Увидев его, она вскочила со стула. Сестра Валентина очень изменилась. Барнаби раньше не видел ее без макияжа. Тем сильнее его поразило это беззащитное, серое, в морщинках лицо, искаженное крайним волнением. Если бы его спросили, сколько ей может быть лет, он бы предположил, что к пятидесяти.

— Когда я смогу увидеть брата?

— Надеюсь, скоро…

— С ним кто-нибудь есть? Адвокат? Он ведь имеет право на адвоката, верно?

— Да. У вас есть семейный адвокат?

— В Лондоне. Когда я могу увидеть Вэла?

— Сядьте, прошу вас, миссис Форбс.

Он тронул ее за руку и указал на неказистую деревянную скамью с решетчатой спинкой. Луиза неохотно присела на самый краешек и нетерпеливо теребила край джемпера.

— Я уверен, вы хотите помочь брату…

— Конечно, хочу!

— Мы надеемся, что вы уговорите его побеседовать с нами.

— Что? Сейчас?

— Чем скорее он ответит на наши…

— Но вы уже несколько часов мучаете его. Ему надо отдохнуть.

— Мы не можем его освободить…

— Это правда, насчет Жакса?

— Да.

— О, бедный Вэл! — Она беззвучно заплакала.

Не могло быть и речи о том, чтобы оставить Луизу и ее брата наедине. Но Барнаби позаботился, чтобы полицейский пригляд был, насколько это вообще возможно, ненавязчивым и доброжелательным. Он поручил присмотр сержанту Брирли, посадив ее не возле стола, а у самой дальней от Фейнлайтов стены. Барнаби не сомневался, что через несколько минут Фейнлайт и его сестра просто забудут о присутствии Одри. Так и случилось. Луиза взяла со старшего инспектора обещание, что ее разговор с братом не станут записывать на магнитофон. Она очень хотела, чтобы ее допустили к Вэлу, но не желала, даже непреднамеренно, усилить позиции обвинения.

Барнаби, который устроился в соседней комнате, наблюдал за беседой сквозь маленькое оконце, затянутое проволочной сеткой. Фейнлайты сидели плечо к плечу на жестких металлических стульях. Луиза неловко обняла Валентина, он склонил голову к ней на плечо под неудобным углом, и она покачивала его взад-вперед, баюкая, как ребенка. Это продолжалось минут двадцать, и Барнаби уже готов был отказаться от своей идеи, как вдруг Фейнлайт запрокинул голову и у него вырвался ужасный даже не крик, а вой, за которым последовали хриплые всхлипывания.

— Ага, началось, — сказал Трой. Он только что вошел. — Я попросил принести нам чаю. Хотите пока «марс»?

— И когда я увидел, что дверь открыта, я решил, что это сигнал. Можешь себе представить, Лу, что я почувствовал. — По его лицу текли слезы, и он вытирал их рукавом. Стол и пол вокруг были завалены смятыми бумажными платками. Луиза взяла руку брата и прижалась к ней губами.

— Я бежал, я так быстро бежал, что споткнулся и чуть не упал на лестнице, но там никого не было. И я понял, что дверь забыли закрыть случайно. — Он сжал ее пальцы, до того сильно, что она едва не вскрикнула. — Боже мой, Лу, если бы только я ушел тогда! Почему я просто не ушел? Если бы я ушел, он был бы сейчас жив!

Луизе удалось не показать своей радости. Погасить блеск в глазах.

— Я понимаю, мой дорогой, понимаю.

— Потом я услышал щелчок, знаешь, такой бывает, когда трубку снимают. Я решил, что это он звонит. Может быть, мне. Клянусь тебе, Лу, я подумал, что он звонит мне! Я не шпионил, не подслушивал. Но когда я услышал, то сначала даже не поверил, что это его голос! Такой нежный, любящий… Он говорил слова, которые я никогда даже не надеялся услышать. Что она — единственное, что для него имеет значение, что она в его сердце сейчас и всегда. Он уговаривал ее не волноваться, уверял, что приедет к ней, как только сможет выбраться, что все будет хорошо…

Сердце Луизы разрывалось от жалости. Она достала еще салфеток и опять терпеливо вытерла ему лицо. Ей придется быть очень терпеливой долгие недели, даже месяцы. Терпеливой и неискренней. Нежной, ласковой, любящей.

— Я должен был узнать, кто это, я должен был ее увидеть. Нет, не причинить ей вред, хоть я и буквально ослеп от ревности, а просто увидеть, кто способен сотворить такое чудо. Поэтому я сел и стал следить за ним. И когда Жакс вышел из дома, я последовал за ним.

Он приехал к себе на квартиру, в Ист-Энд. Я бросил машину где попало и побежал за ним. Они были в комнате наверху. Дверь была открыта, и я видел, как они обнялись, как обрадовались друг другу. Казалось, они не виделись долгие годы. А потом он заметил меня — на лестничной площадке. И все изменилось.

Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь был так зол. Он так орал на меня! Я пытался извиниться, но он только еще больше зверел. Как я посмел притащить… свою грязь, свою мерзость в ее дом? Я жалкий извращенец. Куча дерьма. Я недостоин того, чтобы жить. Он будто с цепи сорвался. А она все это время говорила спокойно, и его пыталась успокоить. А потом он ударил меня.

Я упал, а когда поднялся, слышал, как она крикнула: «Терри, Терри, не надо!» И я увидел его лицо. И знаешь, мне никогда не было так страшно. Я подумал, что он убьет меня. И я стал отвечать на его удары, чисто инстинктивно, и мы были на лестничной клетке, когда он…

Луиза нежно погладила его по плечу. Это был всего лишь тихий, утешающий жест, но он сжался, как будто его ударили.

— Вэл, это несчастный случай…

— Это я виноват!

— Они должны понять, что это был несчастный случай. Ты не можешь провести остаток жизни в тюрьме.

— Мне все равно, где я проведу остаток жизни. Дай бог, чтобы он оказался покороче. — Валентин замолчал на несколько секунд, потом произнес: — Шутка в том, Лу, злая шутка судьбы в том, что это я готов был умереть за него.

В соседней комнате Трой допил свой еле теплый чай, а Барнаби внимательно изучил третий сэндвич (довольно жирная ветчина, бледно-розовый помидор и сливочный майонез) и положил его обратно на тарелку. Трой как раз составлял чашки и блюдца на поднос, когда Фейнлайт снова заговорил. Барнаби схватил сержанта за руку и зашикал на него.

— Интересно, что я уже видел ее раньше, эту девушку.

— Правда? — не поверила Луиза. — Где ты мог ее видеть?