В реальном мире миновала доля секунды, еще несколько дронов развеяло в дым. Для Отона – вечность, отведенная под размышления. Он снова принялся изучать запутанное дерево возможностей, без труда следя за миллионами перекрещивающихся нитей, из которых плелась История, взвесил взаимодействия и явления обратной связи. Линии, каждая из которых означала альтернативную судьбу, выделились подсветкой, показывающей, что вероятность всех этих вариантов – выше нуля. Отон разглядывал эти линии, на короткое время поддавшись удовольствию размять свои аналитические способности, как кот, потягивающийся после долгого дневного сна.

Он повернулся к своим помощникам. Фотида, дайте истребителям приказ пожертвовать собой ради Эврибиада. Пусть он побыстрее вернется. Рутилий, подготовьте корабль к циклу мгновенного перемещения. Он объяснялся без экивоков. Он был властью. Он был провидцем. Он знал, что в этот момент больше всего напоминает старого бога войны, которого почитали солдаты Лация, – сурового Марса, кровавого Митру. Клянусь Числом! Выполняйте приказ! Но остальные застыли в нерешительности, не в силах отыскать логику в его действиях. Если мы сейчас побежим, заметил Аттик, то станем легкой добычей для нашего врага. Отон направил на них всю свою ментальную силу, так, чтобы они ощутили его решимость. Он не мог заставить их действовать и не мог посвятить их в свои планы. Но мог открыть им бездну своего разума, дать им понять, что никогда, даже если они проживут еще три тысячи лет, не смогут они тягаться с ним в искусстве выигрывать битвы.

И экипаж подчинился. Будто две падающие звезды, Фотида и Рутилий, умчались выполнять приказ. Людопсица, будто загипнотизированная, поделилась решимостью с остальными, и скоро они уже носились во все концы, меняя план битвы. Аттик остался рядом с Отоном. Он был заинтригован, но бог не собирался ничего ему рассказывать.

Если бы они знали, что Отон собирается сделать, они бы все от него отвернулись – и людопсы, и автоматы. Однако перед лицом двух противников, способных зажать «Транзиторию» в тиски, выбирать оставалось между этим планом и побегом. А бежать он не хотел.

Снаружи их окружила армия истребителей. Беспорядочная схватка понемногу превращалась в фейерверк, готовый к финальному залпу: дроны, объединяясь в группы по десять, жгли топливо, забыв о всякой осторожности и уже не надеясь вернуться, и бросались на противника, обстреливая его тысячами лазерных лучей и даже тараня, если имели возможность. И уже совсем недалеко были все приближавшиеся массивные силуэты варварских кораблей – огромные, яйцевидные, сделанные из потрескавшегося льда и побитого камня, с чревом, в котором кипело глухое, почти осязаемое желание нести смерть.

Однако взрывы продолжались – целыми очередями, становясь все интенсивнее, – и понемногу выводили из строя датчики Корабля, затапливая сенсоры беспрерывными разрушительными вспышками – белыми и желтыми.

Как там Эврибиад? – спросил Отон, не обращаясь ни к кому в особенности.

Никто не сумел ему ответить.

* * *

Эврибиад сжимал зубы. Перед ним шаттл Феоместора начал смертельный танец, пользуясь тем, что полностью сохранил весь свой скоростной и двигательный потенциал. Порой он отклонялся от курса, чтобы выстрелить из лазера, но всякий раз возвращался в исходную позицию, чуть выше корабля Эврибиада, прикрывая его. Тому затруднял путь груз, ведомый на тросе.

Вражеские истребители, преследуемые дронами Отона, сбились в единую стаю, которая, пытаясь ускользнуть от смерти, летела по траектории, с первого взгляда казавшейся беспорядочной, то резко уходя в сторону, то хитря и разворачиваясь так быстро, как могут только существа, лишенные плоти.

На секунду небо вокруг Эврибиада очистилось. Шаттл объяла тишина, которую изредка прерывали перезвоны бортового оборудования. Все замерло в ожидании, словно туча, готовая разразиться грозой – и дроны ускорились. Оголодавший рой устремился к добыче, безразличный к судьбе каждого в отдельности, оставив опоздавших под разрушительным огнем, который вели машины Фотиды.

Они поняли, кто важен, а кто нет. На два шаттла на полной скорости обрушились тысячи жал. Феоместор резко замедлился, попытался развернуться на носовом платке, чтобы выиграть время для более медленного собрата, и выстрелил пучком смертельных лучей. Ослепительный взрыв поглотил десяток соперников, и связь со вторым шаттлом прервалась. Эврибиад поднялся, вытянул шею, вглядываясь вдаль. Что же случилось с его товарищем? Невозможно сказать. Врагов становилось все больше, истребители Отона слетались к ним, окружали их плотной группой, бросались на них, презрев смерть, взрываясь, чтобы дать шаттлам несколько лишних секунд. Атака закончилась так же быстро, как началась. Их союзники погнались за последними оставшимися дронами.

– Доложите о повреждениях, – нервно приказал Эврибиад.

– Мы ущерба не понесли, – ответил эпибат бесцветным голосом. – Второй шаттл получил удар в борт. Сообщают о нескольких раненых, среди них Феоместор. Говорят, что в состоянии добраться до Корабля.

Эврибиад сел, стиснув челюсти. Сейчас он ничего не мог сделать для друга – разве что молиться.

* * *

Они вернулись! По войску, погруженному в составное сознание, прошел вздох облегчения. А теперь полный вперед! Пора! Неподалеку две кометы занимали позицию. Еще несколько секунд – и варвары будут на расстоянии удара. Тянуть больше нельзя. Корабль ускорился на пределах своих возможностей. Отон не собирался обгонять врагов, однако ему нужна была определенная скорость, чтобы реализовать свой план. Один из двух монадических модуляторов на корме, доверху наполненный энергией, заурчал, передавая всей «Транзитории» экзотическую аритмию своей вибрации, искажая вселенную вокруг себя.

На мгновение воцарилась благодать, абсолютное равновесие, когда разум Отона, тянущийся к цели, подобрался, когда он задержал дыхание, готовясь совершить усилие, когда сконцентрированная энергия полилась волной. Отон, который в этот миг был неотделим от составного сознания, забыл о своей сложной внутренней организации, об обмене античастицами в безвоздушных отсеках, о сотнях тысяч сигналов, передававших загадочную информацию от крохотных разумов, управлявших каждым звеном системы по лабиринту оптоволокна, обеспечивающего внутреннее единство в его необъятном теле. Он ощущал только грубую силу, которая двигала им, глухую жажду власти и победы, которая скоро сменилась дрожью прыжка.

Он оказался в другом месте. Вселенная запылала тысячью огней. Повсюду вокруг него расцветали огромные языки пламени, исчезали, но возрождались чуть поодаль. Его небо заполнили ослепительно светящиеся дуги – струи раскаленного газа, такие широкие, что под арками уместились бы три газовых гиганта. Слишком много фотонов, слишком много жара: его перенасыщенное поле восприятия съежилось, а температура обшивки резко поднялась. Душа «Транзитории» взвыла: тысячи ее составляющих, биологических и механических, начинали осознавать, что он перенес их на край звезды, к самой тропосфере красного гиганта.

Всеми демонами клянусь, взревела Фотида, вы самоубийца!