Сквозь слезы я издала короткий смешок.

— Да, пожалуйста.

Моя рука обхватывает руку Натана, пока мы молча идем по устланному ковром коридору отеля. Мы на 28 -м этаже и направляемся к тому, что, я не сомневаюсь, является лучшим люксом во всем здании. Мы останавливаемся у двери, и Натан целует мои пальцы. Никто из нас не может поверить, что это реально. Он продолжает прикасаться ко мне, целовать меня, скользя рукой по моей коже на каждом шагу — и я думаю, это потому, что он пытается убедить себя, что это реально так же, как и я. Мы в сказке. Мы марионеточные тени на стене.

Он вставляет ключ-карту в замок, и лампочка мигает зеленым. Его предплечье упирается мне в колени, когда он подхватывает меня на руки, чтобы перенести через порог. Мое сердце разрывается от горла, и мы оба смеемся над дрянной любовью, которая всю ночь эхом отдавалась между нами. Я называю его мужем . Он называет меня женой . Все вздрогнули. Но не мы — не сегодня.

Натан вносит меня внутрь, там темно. Со мной, все еще в его руках, он тянется к выключателю, но я его останавливаю. Лунный свет проникает внутрь, наполняя комнату романтикой и успокаивая мои нервы.

Я сглатываю, и Натан пристально смотрит на меня. Его глаза черные, бархатные одеяла. Его взгляд крепко обволакивает меня.

— Не нервничай, — говорит он, выхватывая мои мысли из головы.

— Я, однако. Я слишком долго этого хотела, и ты можешь разочароваться. Меня может не хватить.

Его улыбка — только намек. Шепот во рту. Он наклоняется и уткнется лицом в мою шею, пятичасовой шепот восторга. — Тебя всегда будет достаточно.

Из моих уст вырывается дрожащий вздох, и его сильные руки несут меня к кровати. Он резко останавливается и позволяет мне мягко соскользнуть вниз, пока мои ноги не коснутся пола. Я смотрю вверх, и у меня перехватывает дыхание. Он идеален. Лунный свет падает на его сильную челюсть и острые скулы, обрисовывая профиль, который должен запечатлеть да Винчи. Я поднимаюсь на цыпочки и целую его полные губы. Он отвечает терпением. Он такой мягкий и нежный. Мое бедро схвачено. Я провожу руками под лацканами его смокинга и вверх, вверх, вверх по его сильной груди, пока они не сцепляются с мягкими волосами на затылке.

Я крепко втянута в него, прижата к нему и схвачена, как будто он собирается никогда меня не отпускать. Я буду жить в его объятиях отныне. Наши рты исследуют. Его рука твердо вытягивается у меня за спиной, а другая поднимается к моей шее. Наши губы танцуют: мягко, твердо, вперед и назад.

Мои чувства качаются, как каноэ, плывущее по водопаду, когда рот Натана скользит по моей шее к ключице. Его язык слегка касается моей кожи, и он стонет от удовольствия. Это оно. Мое, мое, мое , мое сердце говорит сейчас. Я стягиваю смокинг с его плеч и чувствую напряженные мышцы под рубашкой. Я трясусь. Мой желудок напряжен. Он нужен мне. Он помогает мне с пуговицами, а потом его отбрасывают.

Я провожу руками перед его телом, и он улыбается. Я пытаюсь вдохнуть, но кто-то сел мне на легкие. Он усмехается, и нетерпение наконец настигает его. Он хватает мои руки и крепко прижимает их к своей груди. Кожа . Тепло. Твердо. Все еще сжимая мои запястья, он тянет меня за собой к кровати. Он сидит, позволяя мне встать. Эти большие руки ложатся на кровать позади него, поддерживая его.

— Ты ведешь, — мягко говорит он, передавая мне всю власть.

Я больше всего на свете хочу, чтобы я не чувствовала себя робкой прямо сейчас. Хотела бы я показать ему, какой сексуальной я могу быть. Мощная. Не эта дрожащая девушка, стоящая здесь в своем причудливом платье. Но когда мои глаза скользят вверх и встречаются с его глазами, я вижу только нежное обожание. Он хочет меня такой, какая я есть — всегда и навсегда.

Когда я делаю шаг вперед между его ног, ткань моей юбки задевает его штаны. Это угольно-черный на фоне чистого белого. Луна в ночном небе. Белая страница с чернильными крапинками. Совершенно разные, но вместе они идеально дополняют друг друга.

Я провожу пальцем по его ключице. Вниз по руке. Над его пальцами. Они сгибаются, и я повторяю на противоположной стороне. Все его тело откликается. Эти мускулы напрягаются, и я провожу пальцами по его животу. Они… великолепны . На его бицепсе образовался слабый синяк, оставшийся после того, как его схватили в игре. Я наклоняюсь и прижимаюсь к нему губами. В моем животе клубится жар. В моем сердце потрескивает огонь. Натан берет меня за бедра и усаживает к себе на колени.

Мы смотрим друг другу в глаза, и тишина растягивается в самом уютном, мягком коконе. Он заправляет прядь моих волос за ухо, и я вздрагиваю.

— Я так долго любил тебя, — говорит он тихо, словно самому себе. — Ты действительно сейчас здесь?

Я наклоняюсь и осыпаю его шею теплыми поцелуями. Он держит меня, словно я стекловолокно. Я сломаюсь, если он сожмет слишком сильно.

— Мы оба спим, — говорю я ему в бархатную кожу.

— Так и думал.

Он поворачивается лицом и ловит мой рот. На этот раз это не такой тихий поцелуй. Его губы горячи. Его язык исследует. Его сердце — молот. Он пробьет его грудь и нападет на меня.

Эти руки снова хватают меня за талию, и он легко поднимает меня с колен. Я стою у кровати, и он отталкивает меня от себя. Я чувствую его пальцы на своей спине, нажимающие крошечные кнопки. Я представляю, как они выглядят между его большими пальцами. Словно гигант, тянущийся к небу и переставляющий звезды.

С каждой расстегивающейся пуговицей Натан обменивает ее на поцелуй в каждый только что освободившийся дюйм кожи. Романтика кружится вокруг нас. Она вьется сквозь мои кости, как натянутая струна, и соединяется с его прикосновением. Он целует меня, как будто я освящена. Я слышу, как дрожит его дыхание, и знаю, что он тоже чувствует тяжесть этого момента. Это нарастание давления, эта напряженность, которую мы несем с того дня на школьной дорожке много лет назад. Все к этому шло. Нас.

Целовать. Целовать. Целовать.

— Я буду лелеять тебя до последнего вздоха, — шепчет он мне на голое плечо, и звук падающего платья подобен ветру среди сочных зеленых деревьев.

Его руки скользят вокруг моей талии, и он притягивает меня к своей груди. Кожа к коже. Святой и святой. Я откидываю голову назад, и он целует меня в горло.

— Моя прекрасная, милая жена.

Мы проводим часы в нашем собственном мире. Наша история любви осязаема. Наши надежды обнажились. Наши души светлые. Наши страхи отложены на этот краткий момент времени, когда нас ничто не может коснуться. В этом месте — в этих руках — я в безопасности и свободна. Я раскрываю руки и танцую под дождем. Я кружусь в потоке. Я лежу на лугу, а надо мной сверкают темные глаза.

На следующее утро, когда мы с Натаном все еще кутались в гигантское пушистое одеяло и совершенно не желали вставать с кровати, он провел рукой по моим волосам и пробормотал: — Бри. У меня есть признание.