– Тормози! – велела я. – Немедленно!

– Я не очень-то привык к правостороннему движению, – проныл Годрик.

– Сию секунду! Или дай я ее остановлю! Годрик свернул к обочине и, едва не наехав на

дворника, затормозил.

– Вот так, – сказала я, быстро соображая. На раздумья было максимум полминуты. – Ты лучше помалкивай. Объясняться буду я.

– А что ты им скажешь?

– Пока не знаю. Сначала посмотрим, что будут делать они.

Мы перекинулись парой слов о том, в каком, должно быть, копы бешенстве. Те выскочили из машины, и первый заорал в рупор:

– Выходим по одному! Становимся лицом к машине, руки на крышу! Без резких движений! Мы вооружены! Повторяю: вооружены!

Я посмотрела на Годрика. Вдруг, к моему великому ужасу, он сдвинул брови. И окончательно превратился в обиженного хмурого англичанина, каким я его знала до драки в Центральном парке.

– Что за ерунда? Вооруженные копы? С какой это стати? Ты вообще ни в чем не виновата!

Не успела я вымолвить и слова, как он распахнул дверцу и завопил:

– Превышаете полномочия, варвары! Не имеете права!

– Не-е-ет! – завизжала я, выскакивая из машины как ошпаренная.

Ситуация осложнялась с каждой минутой.

Полицейский, что стоял ближе, схватил Годрика и стал надевать ему наручники.

– Думали, чудный английский акцент поможет вам угнать машину за двести тысяч долларов, да? Вы арестованы…

– Нет! Подождите! – закричала я, слабея от нестерпимой жары. – Знаете, кто это?

– Не-а, – ответил второй коп подчеркнуто безразличным тоном. – Хью Лори? Тони Блэр? Какая к черту разница? Он украл автомобиль.

– Я сообщу агенту, пусть она с вами разбирается, – кипятился Годрик, то краснея, то бледнея от ярости. – Сами загремите под суд!

– Шевелите ногами, сэр. Будем с нетерпением ждать звонка. Пока же…

– Да ведь это Рик Спенсер! Голливудский актер! Он вовсе не украл машину, – затараторила я, глядя на второго копа, что уже приближался ко мне тоже с наручниками. – Хотел просто испробовать ее.

– Не трудитесь, мисс. Мы знаем, как было дело. Нам позвонил автодилер.

Я глотнула.

– Нет же, я ведь объясняю, он хотел ее испробовать, заодно вжиться в новую роль… Ему предложили сыграть вместе с… Кирой Найтли. Рик будет…

– В любом случае он совершил кражу.

– Выслушайте до конца…

Наручники уже позвякивали прямо передо мной, а мысли путались.

– Пожалуйста, вытяните вперед руки, мисс, – попросил коп, нельзя не отметить, исключительно вежливо.

Тем не менее у меня в ушах еще звучали слова Габи: «Любезностью тебя склонишь к чему угодно», потому я подняла руки вверх и торопливо продолжила:

– Как только он отправился на проверочную прогулку, случайно увидел меня.

Я замолчала, во весь рот улыбнулась и повела бровями, будто была на вечеринке с коктейлями и собралась рассказать свежий анекдот.

К моему удивлению, уловка сработала. Полицейские и даже Годрик приковали ко мне взгляды, ожидая продолжения.

– В общем, иду я по Пятой авеню, рассматриваю вывески вокруг и вдруг замечаю, что меня преследуют! Хм, здоровенный тип. Я начинаю краем глаза наблюдать за ним по отражению в витрине, иду дальше, не замедляя шаг, дохожу до, хм, Тридцать девятой улицы, – сказала я наугад, – и вдруг вижу: Годрик на машине. Я машу ему рукой и как раз в эту минуту чувствую, что у меня пытаются украсть сумку!

Я для пущей убедительности прижала руку к пышному бюсту.

– Что делать? Нет, разумеется, я читала весьма полезные рекомендации нью-йоркской полиции о том, как быть, если на тебя нападает грабитель…

– Мы советуем отдавать сумки, мисс, – напомнил коп. – Не воровать машины и пускаться за злодеями в погоню.

– О, в ином случае, конечно, было бы разумнее проститься с сумкой, – продолжала импровизировать я. – Но сегодня у меня с собой очень важные документы, связанные с работой, которую я выполняю по поручению отца. Он в комитете по подготовке к Олимпийским играм, в правлении. Сами понимаете, я должна была любым путем уберечь сумку.

Не представляете, как паршиво я себя чувствовала оттого, что прикрывалась отцом. Но при мысли, что меня арестуют вместе с человеком, о котором Джонатан не желал и слышать, делалось тошно. Как я очутилась в Годриковой машине? Просто поехала с ним покататься? Тогда Джонатан позеленеет от ревности. Выполняла задание Пейдж? Джонатан лопнет от злости.

Этот человек значил для меня больше всякого другого на свете. Я не желала, чтобы меня арестовывали. И должна была скрыть от него эту дикую историю, даже при косвенной помощи отца.

Первый полицейский снял очки и потер лоб словно раздумывая, вру я или просто чокнулась – То есть вы хотите сказать, вас преследовали, потому что ваш отец британский… политик? А этот парень, значит, голливудский актер? Это все? Или у вас есть что добавить?

Я широко распахнула глаза, стараясь расположить к себе копов.

– Понимаю, мой рассказ прозвучал как пошлая выдумка, тем не менее все именно так Я даже прошла специальную подготовку в Лондоне, чтобы не стать жертвой похитителей.

Второй коп, казалось, не верил ни одному моему слову. Но я ведь почти не врала, даже злоумышленнику была готова дать отпор, особенно когда была в тех туфлях на высоких длинных каблуках, в которых обычно ходила на работу. Удар таким каблучком в голень у кого хочешь отобьет желание безобразничать.

– А этого парня, говорите, увидели случайно? – с подозрением спросил полицейский. – Откуда же вы друг друга знаете?

– Он приятель одного моего знакомого, – сказала я.

Годрик же в эту самую минуту заявил:

– Она моя девушка!

Я метнула в него неодобрительный взгляд.

– Годрик, я не твоя девушка. Не стоит выдумывать – это не поможет.

Он виновато взглянул на меня.

– Хорошо, бывшая девушка.

Я сочувственно ему улыбнулась. Немного же, по всей вероятности, у него было подруг, раз он принимал в расчет и ту, что лишь раз пощупал за шкафом в школе.

– Дорогой мой, я все прекрасно помню, мне даже понравилось тогда, и, естественно, я горжусь, что целовалась с будущей голливудской звездой, но, по-моему…

– Довольно, – отрезал тот полицейский, что был в очках. – Ваши шуры-муры нас не касаются.

– Зачем же грубить? – вспылил Годрик.

Мне показалось, я вдруг поняла, в чем его слабое место. Ему не нравилось, когда им помыкали. За женщину он вступался, лишь если видел, что ею командуют, чего тоже не мог терпеть.