партии. Попытка нижней Палаты оживить панику обвинением перед Палатой лордов некоего доносчика по имени Фиц-Гаррис, вопреки основному закону, предписывавшему судить его через пэров в порядке обычного права, заставила общественное мнение еще больше склониться в сторону короны. Вся политика Шефтсбери была основана на предположениях, что скудность казны отдаст Карла II в его руки и что отказ в субсидиях заставит короля согласиться на устранение Якова II; но золото Франции освободило короля от такой зависимости, и он воспользовался парламентом только для того, чтобы показать, как парламент отвечает глумлением и насилием на примирительные попытки терпеливого монарха. Теперь эта цель была достигнута, и как только Карл II узнал о повторном внесении «Билля об исключении», он вдруг, через месяц после созыва, распустил парламент и обратился с воззванием к справедливости всего народа.

Это воззвание почти всюду было встречено выражениями преданности. Церковь стала на сторону короля, и его воззвание читалось со всех кафедр; университеты торжественно провозгласили, что «ни вера, ни закон, ни проступок, ни преступление» не могут лишить священного права престолонаследия. Арест Шефтсбери по обвинению в подкупе лжесвидетелей по делу о заговоре доказал усиление власти короны. Правда, Лондон оставался еще верен ему; обвинительная коллегия Миддлсекса не обратила внимания на обвинительный акт, а освобождение графа из Тауэра приветствовалось на всех улицах потешными огнями и колоколь ным звоном. Новый толчок преданности всего народа придало опубликование плана, говорят, найденного в его бума гах, проекта тайного общества для содействия устранению Якова И; его члены обязывались подчиняться приказам парламента даже после отсрочки или роспуска его короной. Реакция была настолько сильной, что Галифакс пред дожил созвать новый парламент в надежде, что он окажется преданным королю. Желая воспользоваться поворотом в делах и привязать Карла II к политике коалиции, Англию посетил Вильгельм III Оранский.

Но король отнесся уклончиво к советам и того, и другого и смело шел своим новым путем. Он обеспечил себе поддержку церкви возобновлением преследования диссентеров, удалившего Пенна из Англии и приведшего к заселению Пенсильвании как убежища для его единоверцев-квакеров. Скоро у короля оказалось достаточно сил для возвращения ко двору Якова II. Монмут, возобновивший свои поездки по стране с целью остановить усиление реакции, был арестован. Содействие лорд-мэра, принадлежавшего к тори, обеспечило назначение тори шерифами Лондона, а подобранные ими присяжные отдали во власть короне жизни всех противников Якова II. Заметив новую опасность, Шефтсбери с горсткой столь же отчаянных авантюристов стал устраивать безрассудные заговоры, укрылся в Сити, хвалился тем, что на его призыв всегда готовы явиться 10 тысяч добрых молодцев, наконец, стал побуждать своих друзей к вооруженному восстанию. Но их медлительность заставила его бежать, и через два месяца после прибытия его в Голландию, в январе 1683 года, со смертью великого борца, душа его наконец упокоилась. Он был велик своей громадной энергией и удивительной гибкостью ума; но и ум его, и энергия только погубили на время дело английской свободы, связав благороднейшую задачу ее защиты с гнуснейшим из преступлений.

Глава VI

ВТОРАЯ ТИРАНИЯ СТЮАРТОВ (1682–1688 гг.)

Бегство Шефтсбсри подтвердило торжество короля. Удивительная проницательность подсказала графу, что пора борьбы прошла и что дальнейшее сопротивление бесполезно.

Но промедлившие со своевременным ответом на его призыв вожди национальной партии все еще считали оппозицию возможной; Монмут, лорд Эссекс, лорд Говард Эттрик, лорд Рассел, Хем идеи и лорд Элджернон Сидни собирались на совещания с целью основать общество, агитация которого принудила бы короля к созыву парламента. Люди более отчаянные, собравшиеся вокруг Шефтсбери, когда он скрывался в Сити, составили заговор с целью убить Карла II и его брата при их проезде через Райгауз, по пути из Лондона в Ньюмаркет. Оба заговора были раскрыты, и хотя они не имели между собой ничего общего, но жестокое остроумие юристов короны смешало их в один. Лорда Эссекса спасло от казни самоубийство в Тауэре. Лорд Рассел, осужденный за участие в Райгаузском заговоре, был обезглавлен на Иннфилде в Линкольне. Та же участь постигла и Элджернона Сидни. Монмут в страхе бежал за море, а многие его приверженцы подверглись преследованиям за мятежные замыслы. В 1683 году конституционная оппозиция, так долго державшая Карла II в руках, была сокрушена. Безумные выражения преданности, приветствовавшие его торжество, лыко могли бы увлечь более слабого человека к край нему деспотизму. В тот самый день, когда толпа, окружавшая эшафот Рассела, окунала свои платки в его кровь как кровь мученика, Оксфордский университет торжественно объявил, что учение о полном повиновении, даже наихудшему из государей, входит в число истин веры.

Но Карл II понимал, что на пути к чистому деспотизму еще лежат огромные препятствия. Великая партия тори, поддерживавшая его в борьбе против сторонников устранения, все еще стояла за парламентское и правовое управление. Церковь сохранила свое прежнее могущество, и оппозиция епископов заставила короля отказаться от мысли о восстановлении терпимости к диссентерам. Поэтому в течение немногих остававшихся ему лет Карл II тщательно избегал всего, что представлялось ему открытым нарушением Конституции. Он не отменял законов и не налагал податей в силу своей королевской власти. Обзор царствования Карла II лучше всего доказывает все величие деятельности Долгого парламента. По справедливому замечанию Галлама, «королю было возвращено только то, что за ним оставлял закон». Не было сделано ни одной попытки восстановить злоупотребления, устраненные патриотами 1641 года. Парламент постоянно созывался, и хотя он часто отказывал в субсидиях, но король никогда не пытался добывать себе средства незаконными путями. Несколько незаконных указов, изданных при Кларендоне, утратили силу с его падением. Не было сделано попытки восстановить Звездную Палату или суд Высокой комиссии, и если судьи выказывали раболепность, а присяжные иногда оказывались подтасованными, то все же не допускалось открытого вмешательства в деятельность суда. Примерно с 1641 года свобода даже сделала успехи в двух важных пунктах.

С тех пор как печать начала влиять на общественное мнение, она была подчинена системе разрешений. Постановления, изданные при Генрихе VIII, подчинили печать надзору Звездной Палаты; еще более строгий контроль вызвали при Елизавете памфлеты Мартина Марпрелэта. Давления на печать не ослабил даже Долгий парламент, и пуритане остались глухими к убедительным доводам Мильтона в «Ареопагитике». Но в 1679 году истекал срок действия «Закона о печати», изданного тотчас же после Реставрации, и настроение парламента делало безнадежной всякую попытку восстановить цензуру. «Закон о habeas corpus» присоединил к свободе печати новую гарантию личной свободы для каждого англичанина. Уже очень давно знаменитая статья Великой хартии представляла собой постановление, направленное против произвольных